Венди Никел - Вопросы чужих

Венди Никел. Вопросы чужих 

 Когда мне исполняется двадцать, они приводят меня обратно на корабль.

«Теперь ты достиг взрослой стадии своей расы», – объясняют они, их ротовые отверстия трепещут от непонятного мне волнения.

Я не спрашиваю, откуда они так много знают о физиологическом развитии моей расы. В течение пятнадцати лет они изучающее разглядывали меня глазами, настолько непохожими на мои, что даже если бы у меня не сохранилось воспоминаний о крушении, я всё равно бы понял, что я не такой как они. Еженедельно они открывали дверь моего бункера и ждали, пока я последую за ними в стерильную белую лабораторию. Там они взвешивали и измеряли меня, сравнивая полученные результаты с записями в толстых гроссбухах, озаглавленных «Тело №1», «Тело №2» и далее по списку.

Эти номера – всё, что осталось от мамы, от моего народа, от всего, чем я жил до того, как наш корабль вошёл в атмосферу этой планеты. До ослепительной вспышки, жара, давления, взрыва, криков и клубов дыма. До их странной пищи и питья.  И до бесконечных вопросов. (Почему так много вопросов?)

«Откуда вы?»

«Как назвался ваш  дом?»

«Куда вы направлялись?»

«Вы знали, что эта планета обитаема?»

«Кто вы?»

Я не знаю. Не знаю. У меня нет ответов на их вопросы.

«Теперь, когда ты стал взрослым», – объясняют они, и их глазные яблоки светятся тем, что, как я полагаю, может означать волнение, – «мы хотим, чтобы ты осмотрел обломки корабля. Чтобы помочь нам лучше узнать людей. Чтобы понять, кто вы и зачем пришли».

И вот я стою перед местом крушения, мои слишком широкие ботинки (изготовленные для ног с большим чем у меня количеством пальцев) тонут в грудах песка и пепла. Почерневший корпус корабля наполовину зарылся в дюну, словно ободранный труп огромного мёртвого зверя. Но массивные орудийные стволы на его корпусе всё ещё направлены на тёмные силуэты далекого города, и я впервые осознаю, откуда источник их тревоги, которую, будучи ребенком, я воспринимал как должное – наш корабль обладал смертоносной разрушительной силой.

«Почему вы пришли сюда?»

«В чём заключалась ваша миссия?»

«Вы собирались причинить нам вред?»

Я не знаю. Пожалуйста. Я был просто ребёнком. Я ничего не знаю.

Они не хотят понять, что в пять лет я не был знаком с масштабными планами человечества по исследованию галактического пространства. Что меня больше занимали уроки чтения и игра в классики на ячеистых палубах корабля. Теперь я благодарен за часы, потраченные на изучение букв; книги, которые они спасли вместе со мной, были моими лучшими друзьями все эти долгие годы – нить, которая связывала меня с моим прошлым и не давала мне потеряться.

Они ведут меня через покорёженный воздушный шлюз, где воздух пустыни свободно проносится сквозь щели корпуса, а свет от трёх солнц льётся перекрещивающимися потоками из трещин в потолке. Воздух пропитан зернистым, несвежим пеплом, который липнет к языку, зубам, забивает мне горло.

«Комната, в которой мы тебя обнаружили, была единственной нетронутой огнем», – объясняют они. – «Мы надеемся, что теперь, когда ты вырос, ты сможешь помочь нам».

Я боюсь, что не смогу им помочь – и тогда они решат, что напрасно сохранили мне жизнь.

Я боюсь, что я... что их не устроят мои ответы.

Надпись «КАПИТАН» на двери каюты едва различима. Когда я захожу вовнутрь, воспоминания обрушиваются на меня. Хотя всё перевернуто вверх дном и утонуло в песке и пыли, я всё равно узнаю комнату моего детства: место тёплых объятий, мягких одеял и книг. Колыбельных, пожеланий спокойной ночи и маминых поцелуев перед тем, как ей приходилось возвращаться на мостик.

Мама.

Это слово из моего родного языка; у них нет для него эквивалента. Это концепция, которую они вообще не понимают. Я оглядываю комнату, пока мой взгляд не падает на мамин рабочий пульт. Там, в пульте, скрыт бортовой журнал, и я сразу понимаю, что, если и есть ответы, то искать их надо именно здесь.

– Могу я побыть один? –  спрашиваю я. – Погоревать?

Их глазные яблоки пульсируют, как мне кажется, сочувствием, и они выходят, не сказав ни слова. (Они никогда не могли понять, когда я лгу.)

Я переступаю через перемешанные с песком осколки стекла и обрывки бумаги.

«Не трогай!» – я помню, как моя рука тянулась к клавиатуре. Но я был одиноким, упрямым рёбенком, поэтому после того, как мама целовала меня, желала спокойной ночи и уходила на --">