Майкл Джон Харрисон - Нова Свинг

Стрэйнт-стрит, взлетали и садились K-рабли. Большинство посетителей бара считали, что никакой Антуан не пилот, но озвучивать это, прерывая его болтовню, как правило, не требовалось. О себе он больше ничего не рассказывал, если не считать:

– Никому нет дела до толстяка по имени Антуан.

– И ты совершенно прав, – отвечала ему Лив Хюла.

С уходом Вика в баре воцарилась тишина. Теневые операторы успокоились и убрались восвояси в затянутые пыльной паутиной уголки. Антуан уставился в столешницу, затем перевел взор на Лив Хюлу напротив. Было похоже, что они оба не против обсудить Вика с его клиенткой, но не знают, как оформить это желание в слова. Толстяк обиделся на Лив Хюлу за то, что хозяйка стала его защищать перед Виком Серотонином. Резким движением отодвинув табуретку, он поднялся, и ножки жалобно скрипнули о деревянный пол. Он подошел к окну, вытер со стекла влагу тыльной стороной ладони.

– Все еще темно, – заметил он.

Лив Хюле пришлось признать, что это так.

– Эй! – воскликнул он. – А вон Джо Леони.

На другой стороне улицы, напротив «Белой кошки, черного кота», стояли перекосившиеся развалюхи, словно утратив уверенность в собственной структуре; там промышляли дешевые портняжки, специализируясь на косметике или одноразовых культиварах. Их даже портными неловко было называть. Работа слишком дешевая для такого. Понахватались того-сего от франшиз Дяди Зипа и «Нуэвы Кат»; ишачили и на теневиков, как Джо Леони. В данный момент Джо волок себя вниз по Стрэйнт, цепляясь за стены и ограды. Энергия в нем накатывала и плескалась. Он то и дело спотыкался и падал, но, полежав минутку, вставал. Было впечатление, что он занят какой-то трудной работой. Опираясь о забор одной рукой, в другой он что-то прятал. По мере приближения к бару вид у Джо делался все более озадаченный.

Антуан сложил пухлые кулаки рупором у рта и произнес голосом спортивного комментатора на «Радио Ретро»:

– …И-и-и-и преуспеет ли он в этой попытке?!

– Антуан, ты только нас предупреди, когда решишь пополнить ряды человеческой расы, – сказала Лив Хюла. Толстяк пожал плечами и отвернулся.

– Так нечестно, – посетовал он обычным своим голосом. – Он еще ни разу не облажался.

Джо продолжал тащиться по Стрэйнт. Он приближался, и видно было, что портняжки поработали с его лицом, придав тому грубое сходство с мордой льва. Морда получилась белая, двигалась как-то неправильно, и по ней текли ручьи пота. Ее словно из скульптурного камня высекли, а грива волос ниспадала по скулам и возвышалась над широким лбом. В конце концов Джо повалился недвижим рядом с одной из лавок, но спустя пару минут из лавки появились двое верзил, почти такого же крупного телосложения, и стали тащить его внутрь.

Джо стал участвовать в боях, когда ему было семь.

– Никогда не бей другого, – терпеливо наставлял его отец, – потому что другой – такой же человек, как ты.

Джо к этим советам не прислушался, хотя все согласились бы, что в семилетнем возрасте интеллект его достигал наивысших значений. Ему нравилось драться. К двенадцати годам он научился зарабатывать этим на более или менее сносное существование. Он подписал контракт с теневиками. С тех пор он обитал в одноразовых культиварах. Ему нравились бивни, умные татуировки и кружевные трусы-боксерки. Своего тела у Джо не было. Культивары обходились ему так дорого, что надежды выкупить собственное тело обратно не оставалось никакой. Ежедневно он выходил на арену и занимался тем же самым, что и вчера. Его много раз избивали в котлету.

– Я сбился со счета, сколько раз мне кишки выпускали. Эй, как тебе это, чувак? Кишки потерять – чухня. Вот проиграть бой – уже хуже.

И, рассмеявшись, он покупал слушателю очередной коктейль.

Ежедневно избитого в котлету культивара утаскивали с арены, а на следующий день Джо Леони посещал портняжку на Стрэйнт и выходил из лавки свеженьким, новеньким и алчущим боя. Жизнь у него была нелегкая, но ему нравилось. Лив Хюла не брала с него денег за выпивку. Все знали, что она к нему неравнодушна.

* * *

– Эти бои – идиотская и жестокая забава, – сказала она толстяку.

Он был слишком умен и отрицать не стал. Спустя миг, поискав, к чему бы еще придраться, сменил тему:

– Ты в жизни хоть чем-нибудь занималась, прежде чем открыть бар?

Лив Хюла улыбнулась замогильной улыбкой, и это заставило толстяка призадуматься.

– Кое-чем занималась, – сказала она.

– И как же так вышло, что я --">