Сергей Цикавый - Шаги в глубину

колонистов, которых пытались тайком вывезти с B4K до начала прокураторской проверки. Обычные нелегалы-добытчики — сцинтиане, баронианцы. Люди.

В прицелах оптических градаров плыли тела. Некоторые — в облачках собственной крови, некоторые — в струях смерзающегося газа. Некоторые еще двигались.

Я видела смерть пилотов — тяжеловооруженных мужиков в скафандрах, я резала капсулы и гразерами расстреливала спасательные боты пиратов…

Знаете, что самое страшное?

Это космос. Они не кричали. Они просто извивались, корчились — в тишине. А еще там, за облаком пара и обломками, сияли какие-то две звездочки — и вот они меня добили, потому что так нельзя: распухающие тела, судороги, неф, оказавшийся нелегальским, — и вот эти две чертовы холодные игрушки.

Я пробовала рассматривать фотографии, по кадрам изучала запись бойни, я жрала литрами кофесинт, чтобы не спать всю ночь. Я сделала почти все, но не чувствовала того, что должна была.

Раскаяния. «Mein Gott, я не хотела».

Страха. «Как мне теперь жить?»

Сочувствия. «Они мучились».

Вины. «Они умерли из-за тебя. Сдохни, сука».

Психодинамик вообще страшно удивился, когда я ему изложила суть проблемы. Этот мудак сказал, что мне радоваться надо. Я сказала, что сейчас достану скорчер и проверю, буду ли я чувствовать вину за его смерть. Будет ли мне сниться его смерть — его глазами.

Я полюбила сидеть в Мемориальном парке Нуклеуса. Голографическая фальшивка меня не интересовала — меня интересовали люди. Скольких и как именно надо убить, чтобы что-то почувствовать? Может, лучше сразу ребенка — им и обойтись?

А хватит ли?

Меня готовили с детства, меня, совершенного пилота для нового поколения кораблей. Сингл-класс — это вам не консервные банки с сотнями балбесов на борту. Это ты и космос — один на один. Вокруг тебя пустота, на тебе тысячи тонн брони, топлива и стволов, а впереди дичь. Всегда есть дичь, потому что даже в этом драном мире есть не такие, как все. Есть те, которых не устраивает Мономиф.

«Ты моя умничка», — сказала мама.

«Я тобой горжусь», — сказала мама.

«Твой отец был великим человеком», — сказала мама.

Она всегда что-то такое говорила, и плевать, что я — офицер с высшим доступом — так и не нашла в базах ни одного выдающегося человека по фамилии Люэ. Наверное, если бы мама не сошла с ума, выдумала бы что-то о партеногенезе.

Я сидела в парке, смотрела, как нарисованное солнце блестит сквозь нарисованные деревья, и думала о том, кто я. Безотцовщина, гражданка третьего ранга, рыжая коза. Подданная Первого Гражданина. Капитан фрегата «Тиморифор».

И просто кукла.

Я ведь когда-то плакала над вьюнцом, уколовшим лапку. Смешной такой волосатик был. И рисовала я только в теплых тонах. И по курсопрокладке не любила решения, где требовалось жертвовать экипажем, даже разрыдалась над задачей, в которой не было иного ответа.

А еще я никогда не колебалась, выбирая средства на тренировках. Три дня лазарета для спарринг-партнера? Выговор? Я же победила! И спасательные капсулы я тоже расстреливала без сантиментов. Потому что они проиграли, vae victis — и все дела.

«Ну и где ты теперь, Алекса? Кто ты?»

Прав господин психодинамик Бюлов. Жить да радоваться: устроила случайную гекатомбу — и ни в одном глазу. Подумаешь, четыреста девяносто три живых существа.

* * *

Я стояла перед дверью шефа и тянулась к ручке. Даже когда я войду туда, еще не поздно все отменить: можно сказать, что зашла просто так, ага. Я у шефа в любимицах еще с космоходного. Опекун, наставник, обаяшка.

И не надо вот этого. Женщиной я не с ним стала.

— Разрешите?

— А, Алекса.

«А, Алекса». Все как всегда. Всего лишь еще один день.

— Садись.

— Спасибо, сун цу Хименес.

Улыбается. Он чертовски обаятельно улыбается, от такого тлеешь еще долго после того, как улыбка ушла, и нет ее в помине. Хотя когда это у адмирала Франциска сун цу Хименеса, юного гения и героя, не было улыбки?

Даже жаль его огорчать.

Он еще улыбается. В кабинете кружит тонкая нотка одеколона — что-то такое на грани фола, знаете, когда начинаешь думать о женских духах. Здесь есть серверный шкаф — Мономиф в полутораметровом ящике. Есть модель «Тикондероги», крейсера, на котором Хименес вырезал пол-эскадры сцинтиан, — какой это был маневр! Титул «сун цу» штабным просиживанием не зарабатывают.

Это, словом, кабинет шефа — без двух минут бывшего шефа.

«Никаких двух минут, --">