Деймас Рэд - Феномен одиночества

бассейнах и, переливаясь через их края, стремилась дальше. Вода лилась в Самфири, значит город жил.

Подъезжая к защитным стенам, караванщики сняли носовые дыхательные фильтры, влажность воздуха стала допустимой и незащищённый вдох уже не вызывал боль и приступы бесконечного кашля.

Радим сделал жест рукой, указывая мне отделиться от купцов с товаром и пройти через "ворота неимущих", чтобы не задерживаться на полный осмотр.

Я снова почувствовал себя песчинкой – толщина стен была такой, что вход тянулся с десяток метров, свод многотонной тяжестью нависал над головой, заломило в висках. У самого выхода двое стражников деловито похлопали меня по карманам – я заметил на их руках периферию таможенных сканеров, но пояса оттягивали вполне архаичные ятаганы – и без единого вопроса впустили внутрь.

Радим уже ждал меня, он сдал дарменов (потомки земных верблюдов-дромедаров; сильные, выносливые животные, имеют на спине один горб, отличаются от предков большими размерами и твёрдым панцирем, состоящим из отдельных пластин, максимальная скорость с грузом достигает 100-110 км/ч, грузоподъёмность 250-270 кг, прим. авт.) в ангар и болтал с лоточниками, торгующими всякой снедью и дешёвой выпивкой. Туристов здесь было множество. Они в основном сбивались в группы, в ожидании своих сопровождающих, и бестолково толкались на обширной площади, выполняющей роль тамбура. Одеты они были пёстро, легко, совершенно не по местному климату, диктующему моду на многослойную, укутывающую тело одежду, войлочные шапки и шерстяные плащи. Они прибывали на транспорте прямо в город и пустыню видели через окна кондиционируемых флаеров.

– Слава, пойдём, я покажу тебе самую красоту Самфири, которую не увидят эти, – Радим небрежно кивнул в сторону ближайшей кучки приезжих.

Он старался мне всячески угодить, а я всё думал: это из-за щедрой оплаты или он действительно славный, добрый, весёлый парень. Работа на отдел особо тяжких преступлений накладывала свой отпечаток, и я уже привык присматриваться к каждому встречному, выискивая скрываемые пороки – уже несколько десятков лет своей жизни выгребал мусор в колониях.

Я поправил ремни небольшого рюкзака и бодро двинулся за своим гидом. Мы продвигались, останавливаясь во множестве красивых мест, спокойных и тихих: Радим не солгал, честно отрабатывая гонорар, демонстрировал мне внутренний мир города падающей воды; чуть задержавшись в том или ином закоулке можно было услышать, увидеть, ощутить, как бьётся могучее каменное сердце. Простая жизнь людей оказалась как на ладони: босые ребятишки в пёстрых рубашках до колен играли в тени деревьев, порой откровенно смеялись или громко ревели, шумели или тихо шептались, задумывая очередную шалость; женщины занимались стиркой, готовили пищу, болтали, отложив на время дела, спешили куда-то или просто отдыхали, заодно присматривая за детьми или занимаясь мелкой ручной работой; мужчин попадалось мало, в основном лоточники, торговцы мелочёвкой. Почти всё взрослое мужское население сейчас работало: в недрах города обслуживало машины, поддерживающие системы водоснабжения, канализации, подачи энергии, трудилось на фабриках – несмотря на то, что туризм был крупным источником доходов, колония могла вовсе обходиться без внешнего мира, а вот мир нет – здесь рождалась треть всех новых материалов цивилизации.

– А знаешь, почему на Талим хотят попасть все хоть раз в жизни? – спросил Радим, хитро щурясь.

– Это уникальная самобытная колония с удивительным климатом и потрясающими по красоте городами-оазисами, – ответил я, цитируя рекламный проспект.

– Нет, друг… – Радим на секунду замолчал, глядя вдаль и облокотившись о каменные перила переходного мостика, – Нет, друг. Здесь есть место для сказки. Люди прилетают, чтобы иллюзия волшебства хоть на несколько дней захватила их. А мы, жители, делаем всё возможное, чтоб не разочаровать гостей. Всё, что ты видишь, служит этой иллюзии.

– А на самом деле сказки нет?

– Есть, конечно. Везде есть место для чуда, в любом месте вселенной, но тут любой человек, даже полностью лишённый фантазии разглядит волшебство. Мы делаем всё для этого.

Мне показалось, что мой гид сейчас думает о чём-то очень личном, его лицо стало одновременно грустным, печальным и светлым, одухотворённым. Он видел во мне богатого туриста, хотел объяснить словами давно занимающие его мысли. Он снова посмотрел на меня, в его карих глазах мелькнула --">