Эдвард Гамильтон Уолдо - Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

своей любви… Ждала, потому что знала, что умирает от рака, о котором, кстати, никто и не подозревал – просто однажды она взяла, да и не пришла на работу.

Чарли Джонс посмотрел на серебристый овал на стене и пожалел, что мисс Морган сейчас не с ним. Жаль, что не было с ним и Лоры. Он помнил их столь отчетливо, хотя мисс Морган отделяли от Лоры годы и годы (а сколько лет пролегло между ними и мной?). Хорошо было бы, если бы здесь оказалась и мама, и та, рыженькая, из Техаса. (Техаска была его первой; а как, интересно, она поладила бы с мамой? А как бы Лора поладила с мисс Морган?)

Он был не в состоянии прервать поток воспоминаний. Не хотел, да и боялся. Потому что, пока он сохранял в себе способность вспоминать, он оставался Чарли Джонсом. Даже в абсолютно незнакомом месте, не зная, который нынче час, день и год, он не был потерян для себя и для мира. Никто не потерян, пока знает, кто он, и что он из себя представляет.

Застонав, Чарли с трудом встал. Он был так слаб, а голова его кружилась так сильно, что удерживать равновесие он мог, лишь расставив широко ноги, а чтобы сделать несколько шагов вперед, ему пришлось балансировать руками, как это делают канатоходцы. Он двинулся к овалу, слабо светящемуся на стене, потому что это была единственная цель, к которой можно было двигаться. Но едва он сделал первый шаг, как его понесло по диагонали в сторону – как в комнате смеха на Кони-Айленд, где тебя закрывают в комнате с зелеными зеркалами по стенам, а потом раз пять или шесть подряд меняют угол наклона пола, и ты, не имея никакой связи с миром за стенами комнаты, начинаешь блуждать, по-дурацки тыкаясь в углы. Сейчас Чарли чувствовал нечто подобное. Впрочем, у него было преимущество – он знал, кто он таков, и, вдобавок, что он болен. Доковыляв до пологого закругления, где пол становился стеной, он опустился на колено и хрипло произнес:

– Я – это не я, только и всего.

Но, услышав собственный голос, он тут же вскочил и прокричал:

– Вот уж нет! Я – это я!

Чарли двинулся вперед, к овалу, верхний край которого оказался чуть выше его головы, и так как ухватиться там было не за что, он просто уперся в стену.

Овал, который оказался дверью, подался.

Открылся выход, и вдруг оказалось, что Чарли уже ждали – улыбающийся некто, одетый столь странно, что Чарли едва не задохнулся от удивления и страха.

Выдавив из себя «О, прошу прощения!», он рухнул лицом вперед.

Херб Рейли живет в Хоумвуде, где владеет участком в сто пятьдесят на двести тридцать футов, который одним концом выходит на Бегония-драйв, а другим – прилегает к земле Смитти Смита. Участок Смита, размерами точно такой же, как участок Рейли, упирается в Калла-драйв. У Херба дом в два уровня, у Смита – одноэтажный. Соседи справа и слева от дома Рейли тоже живут в двухуровневых домах.

Херб заворачивает к дому, высовывает голову из окна автомобиля и давит на клаксон:

– А вот и я!

Джанетт возится с газоном. Газонокосилка громко урчит. Услышав клаксон, Джанетт едва не подпрыгивает от неожиданности. Нажав ногой на выключатель, она дожидается, когда заглохнет мотор и, улыбаясь, бежит к машине.

– Папа! Папа!

– Папочка!

Дейви – пять лет, Карен – три года.

– О, милый! Почему ты сигналишь?

– Закончил с «Аркадией». Босс и говорит – поезжай-ка домой, Херб, к деткам. А ты классно выглядишь!

На Джанетт – шорты и футболка.

– Я сегодня – хороший мальчик, – радостно кричит Дейви и лезет к отцу в боковой карман.

– Я тоже хороший мальчик! – заявляет Карен.

Херб смеется и, подхватив дочку, подбрасывает ее в воздух.

– И какой же замечательный мужчина из тебя вырастет!

– Перестань, Херб! – говорит Джанетт. – Ты ей совсем мозги запудришь! Кстати, про торт не забыл?

Херб опускает Карен на землю и поворачивается к машине.

– Смесь для торта? Лучше уж сделать самому.

Джанетт застонала. Херб, пытаясь успокоить жену, поспешил продолжить:

– Никаких проблем! Все сделаю сам. Получится еще лучше, чем у тебя. Все, что мне нужно, это масло и рулон туалетной бумаги.

– А сыр?

– Черт побери! Заболтался с Луи!

Херб забирает привезенные свертки и отправляется в дом, переодеться. Как только он скрывается за дверью, Дейви кладет ногу на выключатель газонокосилки. Головка цилиндра почти раскалена, а Дейви – босой. Когда Херб выходит из дома – уже в шортах и футболке, – то слышит, как жена успокаивает сына:

– Ну, не реви! Будь мужчиной!

Как будто одни только чувствительные девицы --">