Илья Андреевич Соколов - НОВАтель

лодке освобождает правую руку, чиркает зажигалкой (с нацистским орлом, доставшейся ему по праву победителя в свое время… как солдату освобождения)… Егерь чиркает зажигалкой, успевая увидеть черную птицу, фашистскую свастику и надпись по-немецки на серебряном фоне, загорается фитиль новой шашки. Динамит вот-вот повторно рванет над этой озерной (мертвой) гладью… Лодка тыкается носом в островок, и егерь видит в гнезде какие-то коконы вместо обычных птичьих яиц… Из них наверняка вылупится что-то ужасное… Птица, будто почувствовав что-то, кричит (так и в кошмарах не кричат… или даже после кошмаров).

Второй взрыв разлетелся над озером пылающими ошметками лодки, птицы и человека…

Упитанный карп, почуяв новую добычу (и будто бы с усмешкой на усатой морде), неспешно направился к месту происшествия, уже предвкушая то, что ему перепадет от останков.

Золоченые двери снова закрылись.

Чар и Мария просто молчали, пытаясь в который раз за вечер/ночь осмыслить увиденное… А через какое-то время они наконец-то добрались до последней непроверенной двери на этаже. Вот тут и произошло совсем неожиданное: Чар не смог ее открыть.

– Что за ерунда? – удивился Ли, посмотрев на спутницу. Та только подмигнула парню с невинным выражением на лице… полезла под платье и стала снимать свои трусики. Мария проворно сдернула их до коленок, вышагнула сначала левой ногой, затем правой, после чего приблизилась к заветной двери и, обмотав столь волнующий предмет одежды вокруг дверной ручки, отворила нужный номер.

От этой неожиданной эротичности Чар даже остолбенел. Его щеки покраснели из-за прилива гормонов. А Мария, игриво улыбаясь, надела нижнее белье обратно.

– Ловко, – прокомментировал Ли увиденное. Горничная скромно кивнула в ответ.

Парень и девушка прошли в номер…

Зеленоватый ночник на тумбочке у входа освещал обстановку: помещение состояло из двух комнат: в первой имелась застеленная кровать, кресло, книжный шкаф, шкаф для одежды, небольшой стол у стены, «Подсолнухи» Ван Гога над ним, «Империя света» Рене Магритта чуть левее, плоская лампа у потолка и уже замеченная тумбочка с ночником; дверь во вторую комнату была закрыта.

Чар приблизился к шкафу с книгами. Кодекс Серафини соседствовал с Библией, а «Дьявол» Достоевского и неогримуар «Алхимия реальности» дразнили буквами на корешках. Еще виднелись «Плащ Хастура», «Двойной Эдем», «Зов Ктулху», «Западные Земли», «Хранители небес», «Москва чудес» и прочие произведения…

Книга «Частицы бесконечности» словно приглашала посмотреть на себя поближе. Ли открыл наугад. Рассказ назывался «Дом холода и тьмы».

Мы проходили под сводами промерзшей пещеры; голоса внутри стихли уже давно. Снаружи сменялись минуты, размениваясь секундами дней, лет и веков…

Свечи глаз моей спутницы горели потусторонним обещанием того, что в конце будет хоть что-то хорошее. А катакомбы в снегах заманивали дальше…

За темнотою поворотов ютились другие путники, вмерзшие в лед-утробу, как странные зародыши будущих призраков. Зрелище печальное и почти пророческое…

– Ты вообще знаешь, что с нами случится? – Тихий вопрос моей спутницы заиграл тенями на стенах. Ее взгляд продолжал подсвечивать нам дорогу. Я молча кивнул, но сам не понял – утвердительно или нет.

Коридоры пещеры ветвились, змеясь и словно бы смеясь над теми, кто шел здесь до нас: несчастные искатели, забывшие о прошлом, глупые и самонадеянные…

Преодолев морозность новых переходов, мы набрели на Камни Морока, которые лежали друг на друге в центре угрюмой залы. Они лучились желтым светом, гораздо более мягким, чем взгляд моей спутницы…

– Возьмешь один на память? – она обошла каменную конструкцию, как будто выбирая. – Самый маленький?

Я улыбнулся, но ничего не сделал. И мы продолжили путь…

Еще несколько поворотов и закутков; чужеродная тьма совсем рассеялась – вот мы и вышли на воздух. Огненные горы за нашими спинами медленно гасли; открытый простор лежал впереди…

Красный снег под ногами лишь слегка отдавал белизной. А небо накинуло шаль облаков, холодных и серебристых. Ветер скользил по долине. Мы двинулись вслед за ветром…

Вокруг не было почти ничего; редкие осколки леса и островки степи со старыми крестами. А

--">