Мэтью Рендалл - Постель и завтрак

И тогда вы не будете смеяться,

А навострите уши

И будете удивляться:

«Что стряслось с этой сумасшедшей?»

А пятнадцать сандинистов,

Каждый со своим автоматом,

Усядутся за стойкой бара.

Она оборвала песню и прижала ко рту платок. Зрители зааплодировали и стали бросать ей мелочь. Продолжая кашлять, она подобрала деньги и засунула их в карман блузки.

— Она так убедительна, — сказал Джимми. — Чтобы так спеть, надо по-настоящему голодать.

— А что, если бы она была богатой, но страдала бы отсутствием аппетита? — Флориан приподнял бровь. — И одевалась бы, как Нэнси Рейган?

— О, Господи, не говорите мне об этой женщине, — Джимми театрально передернулся. — Меня тошнит от такой экстравагантности. Это так жутко напоминает восьмидесятые.

Флориан вдруг понял, что надо уезжать из Нью-Йорка. Пение этой нищенки тронуло его. «А катись ты, засранец», — заявил он и пошел к выходу.

Вернувшись в Берлин, Флориан переоделся в привычную для европейцев одежду, повязал на шляпу пятнистую шелковую ленту, замотал шею цветным шерстяным платком, одел черные замшевые ботинки и на метро отправился в свое излюбленное место — «Американское кафе».

Когда он шел к станции, его окликнула женщина с верхнего этажа: «Эй, приятель, какой твой знак Зодиака?». Флориан по-волчьи ухмыльнулся и поднял вверх два пальца. Женщина залилась краской и захлопнула окно. Пожав плечами, Флориан отправился дальше.

На станции, в туннеле между платформами, молодой англичанин наигрывал на электрогитаре, подключенной к усилителю на батарейках, баллады Дебби Буна. Флориан шепнул на ухо гитаристу несколько слов и бросил две марки. Англичанин осклабился и врубил «Оргазмиста» Базкокса. Несколько пожилых пар как ветром сдуло.

Однажды ты попробовал,

И обнаружил, что это очень приятно.

Но теперь ты понимаешь,

Что эта привычка стала неотвязной,

И ты превратился в оргазмиста.

— Если тебе интересно, что я об этом думаю, то, по-моему, нам вообще не следовало выходить из гостиницы, — выговаривала какая-то американка своему мужу, входя в вагон метро следом за Флорианом. Капли пота катились по ее лбу и падали на енотовую шубу. — Здесь так жарко, а в наши дни столько террористов вокруг, что нигде не чувствуешь себя в безопасности.

— О, я уверен, что в том ресторане, куда мы идем, совершенно безопасно, — отвечал ей муж. — Это в четырехзвездочном отеле, террористы не могут позволить себе там останавливаться.

— Да, но в метро все равно опасно, — настаивала женщина. — И почему мы не остались в Детройте?

«Американское кафе» с видом на Шеньерг располагалось на крыше дома; это был один из немногих клубов, куда нечасто заглядывают туристы. Дурная слава этого заведения пошла с 1991 года, когда здесь устроили фестиваль «Партизанского театра», во время которого с полдюжины членов «Красных бригад», Лидия Ланч и двое ветеранов СОА^[1] вытащили револьверы, начали палить холостыми патронами и бросать в публику дымовые шашки.

— Флориан! — как только он появился на крыше, навстречу ему вышла загорелая женщина в рубашке защитного цвета и легких армейских ботинках. — Я думала, ты в Нью-Йорке. Присядешь ко мне?

— С огромным удовольствием, — согласился Флориан.

Ипполита повела его к своему столику.

— Взгляни, — предложила она, — на мне новые Джинсы Рабочего Человека. Дизайнеровские, специально сотканы в мастерской Ихбина Кляйна в Испанском Гарлеме. — И она слегка наклонившись, продемонстрировала ему свой зад. — Посмотри, на правом заднем кармане даже вытравлен след от коробочки с табаком.

Флориан улыбнулся про себя. В некоторых вопросах Ипполита совсем не изменилась.

— Хотел бы я знать, что делает главная пацифистка Вашингтона здесь, в Берлине, да еще с охотничьим ножом на поясе? — поинтересовался он.

— Я скрываюсь, — коротко ответила Ипполита. — Я тебе позже об этом расскажу. Ты не хочешь подписать петицию против войны? Мы хотим возродить «Кукурузный» Пакт Келлога-Брайанда.

— Но ты ведь на самом деле не веришь в то, что он поможет? Тот пакт не остановил Гитлера, разве не так?

Ипполита пожала плечами.

— Что ж, в конце концов, это, действительно, не столь важно, будет ли реформа иметь успех, или нет. Тут все дело в принципе.

— Потрясающе, — Флориан зевнул и поднялся. — Тебе взять что-нибудь?

— Принеси