Терри Биссон - Самый первый огонь

Оказалось, что Клод — не бойфренд. Строго говоря, даже не коллега, а студент богословия в Йеле.

— Сравнительный анализ религий, — уточнил Клод. — Я думаю, что обнаружил древнейшую религию мира. И самую малочисленную. Она называется Гер’абтс, что на языке высокогорного племени волоф означает «первый огонь».

— Помните монахов в Экбатане? — спросила Кей, положив ладонь на руку Эмиля. — Здесь то же самое. Единственная цель этой религии — охранять огонь.

— Я помню, — отозвался Эмиль.

— Охранять огонь, — задумчиво повторил Клод. — Я беседовал с одним из жрецов Гер’абте, с отступником. Он — бунтарь и беглец. Встретил его в прошлом году в Париже. Он утверждает, что пламя, называемое у них Гер’абте, является первым огнем, который разжег человек. Оно обеспечивает chemin sans brisk — преемственность, непрерывную связь между первыми людьми и сегодняшними. Этот огонь охраняет и поддерживает тайная община жрецов высоко в горах Рувензори.

— Горы Луны, — пояснила Кей.

— Они окружают долину Рифт, — вспомнил Эмиль.

— Exactemente, именно так, — подтвердил Клод. — И место правильное. Согласно данным антропологии, именно в этом регионе началось развитие человечества.

— Что бы это ни означало: речь, прямохождение, орудия труда…

— Огонь, — продолжил Клод. — Огонь — ключ ко всему остальному. Он отделяет человека от животного.

— Значит, вы им поверили?

— Non. Нет. Конечно, нет. — Клод прикурил еще одну «Голуаз» прямо от предыдущей. Таким образом, сигареты составляли непрерывную цепь, как Огонь Зороастра или Гер’абте. — Но мне действительно хочется выяснить, древний ли у них огонь, — продолжал Клод. — Если ему и правда несколько тысяч лет, то меняются все наши представления о так называемых африканских религиях анимизма и их — как бы это назвать? — их gravites — важности, значительности.

Он политически ангажирован, решил Эмиль, но с другой стороны, а кто — нет?

За обедом они составили план действий. Позже Эмиль оказался в номере отеля «Плаза» вместе с Кей. На сей раз она была, если можно так выразиться, еще более изобретательна и предприимчива, чем прежде. Запоминающаяся любовница. Любовь без собственничества и даже без потребности в собственничестве — вот что значит делить женщину с самым богатым человеком на Земле. Казалось, Магнат лежит рядом с ними. Как ни странно, для Эмиля это чувство только усиливало наслаждение.

— Знаешь, что он сделал с Пламенем Зороастра? — спросила Кей.

— Конечно. Купил его и поместил в Метрополитен.

— Сначала он его задул.

— Что?!

— Он — странный, одержимый человек. Он чувствует свою мистическую связь с Александром. А насчет истории у него есть идея: надо рвать с прошлым в тот самый момент, когда его осознаешь.

— Но ведь весь смысл предприятия был в том, что пламя подлинное! Как только проведут еще одну датировку…

— Кто станет этим заниматься? Разве что ты. А ты, грубо говоря, стоишь на довольствии.

Кей держала в обеих ладонях свои небольшие груди, словно упругие апельсины.

— Ты останешься на ночь?

С воздуха горы Рувензори представляют собой устрашающую мешанину облаков, льда и камня. За два года работы со своей пушкой времени Эмиль уже выяснил, что не пригоден для серьезной работы в поле. Он не любил маленьких самолетиков и коротких посадочных полос.

В этом путешествии было и то, и другое.

Клод здесь уже бывал. Кей и Эмиль держались в сторонке, пока он показывал письмо и нанимал проводника. Гид был не из числа посвященных культа Гер’абте, но входил в тайную и, очевидно, древнюю сеть верующих, которые поддерживали жизнь жрецов, которые поддерживали жизнь огня.

Кей организовала транспорт. Вертолетом они долетели до деревеньки на высоком отроге гребня. «Лендровер» (здесь его еще не заменили «тойоты») доставил их на еще более высокий отрог, а остаток пути пришлось идти пешком.

Горные пики обволакивало покрывало тумана, и они походили на привидения. Проводник вышел на тропу — узкую, бесконечную ленту коричневой грязи.

Ступив на тропинку, Клод достал сигарету.

— Мы могли бы проехать весь путь, но это оскорбило бы les enfants.

— Детей? — спросил Эмиль.

— Oui — да, Детей. Так они сами себя называют, — пояснил Клод. — Правда, забавный контраст с европейскими священниками? Те предпочитают, чтобы их называли святыми отцами. Эти жрецы, за раз их бывает здесь не больше трех, называют себя Детьми Первого --">