Генри Лайон Олди - Повести о карме

Генри Лайон Олди Карп и дракон

Ветер дует, горы стоят на месте.

Книга первая Повести о карме

«Та счастливая страна недалеко отсюда. Чтобы родиться в ней, нужно почитать и вскармливать отца и мать, служить наставникам, иметь сострадательное сознание, никого не убивать и совершать десять благих деяний».

«Сутра о видении будды по имени Неизмеримое Долголетие»

Пролог

— Славься, будда Амида…

Небо горело над монахом.

— О будда Амида, Океан Единства, я получаю прибежище в тебе, доверяя всем сердцем и умом твоему учению…

Небо горело над монахом, но сердце монаха горело жарче во сто крат. Если вырвать его, это сердце, кипящее от ненависти, и швырнуть на землю, оно сожгло бы мир дотла. Иногда, захлёбываясь в бурлящем кипятке страстей, растворяясь в нём до потери личности, монах забывал, как его зовут.

Кóса, вспомнил он, возвращая себе ясность мыслей. В миру меня звали Коса. Это было давно, сейчас моё имя звучит так: Кэннё. Иногда, выказывая уважение, люди говорят: Хонган-дзи Кэннё, добавляя к имени название монастыря — обители, которую я, недостойный, возглавляю вот уже двадцать восемь лет.

О, храм Изначального Обета, великий Хонган-дзи в Исияма! Злосчастный Хонган-дзи! Железные пальцы твои сломаны, золотые глаза твои угасли. Два последних года я возглавляю монастырь, которого не существует. Лишь вороны кружатся в серых от скорби небесах. Лишь тощие лисы охотятся на мышей в чёрных развалинах.

— О Амида, единство жизни и света! Я обращаюсь к тебе и молю тебя о тех, кто живёт в каждой части мира, рядом со мной и далеко от меня, и в сердце моём…

Сколько их, задохнулся Кэннё. Кровь ударила монаху в голову, плечи согнулись под незримой тяжестью. Сколько вас, братья мои, кто отныне живёт только в моём сердце?! Прах, пепел, горечь воспоминаний.

— …рядом со мной и далеко от меня…

Три тысячи убитых в дружественном монастыре Энряку-дзи. Тридцать сотен мертвецов: мужчины, женщины, дети. Обритые головы расколоты боевыми молотами. Рясы цвета шафрана и корицы истыканы стрелами. Дым над руинами. Дым над горой Хиэй. Багровый дым, подсвеченный отблесками пожара. Торжествующий вой злых духов: сонмища их ринулись с северо-востока на склоны, утратившие молитвенную защиту. Рёв самураев, пьяных от пролитой крови.

Триумф Демона-повелителя Шестого неба, врага Будды.

— …и молю тебя о тех, кто живёт в каждой части мира…

Двадцать тысяч сгоревших в Нагасиме. Блокада островных укреплений. Месяц без подвоза провианта. Осада, голод, штурм за штурмом. Падение замка Отори. Предложение сдаться в обмен на беспрепятственное отступление в Хонган-дзи, где защитников Нагасимы уже ждали братья по вере. Ложь, чудовищная ложь — тех, кто поверил демону, перебили у открытых ворот. Последние две крепости стояли насмерть. Упрямцев сожгли вместе со всеми, кто находился там.

Триумф Демона-повелителя Шестого неба, врага Будды.

Двенадцать тысяч зарезанных в Этидзэн. Сорок тысяч, проданных в рабство заморским варварам. Кровь, кровь, кровь. Ликование врага Будды, пляшущего на костях. Это я назвал его врагом Будды, вспомнил монах. Да, это сделал я. Я думал, это ослабит Демона-повелителя, опозорит в глазах союзников, заставит их отвернуться. Я ошибся. Я сражался, как умел, вёл войска и сыпал проклятиями, но они ложились колосьями под серпом — монахи-воины, мои Прямодушные. Сотни, тысячи, десятки тысяч. В хорошие времена Прямодушные могли выставить в поле до двухсот тысяч бойцов, но это не спасло нас от разгрома. Я, священнослужитель, только и делал, что воевал. На молитвы у меня было мало времени.

Сейчас я беглец, а он победитель.

— О будда Амида, под твоей защитой я живу полной и творческой жизнью…

Звучало как издёвка.

Небо горело над монахом. Ирисы и тюльпаны цвели по склонам. Выше росли сосны, скрученные так, словно кто-то вволю посмеялся над ними. В пятнадцати шагах от Кэннё каменными статуями замерли телохранители. Все они приняли постриг и провозгласили обеты, отказавшись от мира. Все дали --">