Ахмед Салман Рушди - Гримус

рассуждать Виргилий Джонс, – самое ужасное место из всего сотворенного. Но поскольку мы как будто бы продолжаем жить и, как кажется, нас не затягивает в неведомые глубины его пути, то, стало быть, и любить мы способны.

Дальнейшие его излияния, ставшие за многие годы обязательными до оскомины, должны были коснуться нервных срывов и новых забот, имевших место после бегства от мира, большой протяженности времени жизни, безысходности, любви и дружбы, состояния его мозолей, орнитологической стороны мифа, а также всяческих свежих мыслей, навеянных мирным присутствием Долорес; сама она все так же пела бы и пела, до тех пор пока песни эти не выжали бы слезу из нее самой; через некоторое время после этого они пошли бы домой.

Но на сей раз сильная волна, этакий отголосок девятого вала, толкнула Взлетающего Орла еще чуть выше и правее, и он оказался почти прямо под покрытым чудесной резьбой гнутым полозом кресла, всего изукрашенного замечательной резьбой, изображающей перевитых в танце граций, и попал в поле зрения правого глаза мистера Джонса. Вмиг испуганно прекратив скрипучие мерные покачивания, кресло остановилось.

– Смерть, – в ужасе воскликнула Долорес О\'Тулл. – Смерть выплыла из моря…

Виргилий Джонс в ответ не сказал ничего, поскольку рот его в тот момент был полон соленой воды, хлынувшей туда из легких Взлетающего Орла. Тем не менее он, хоть и усердно вдыхал в незнакомца жизнь, также был встревожен.

– Нет, это не смерть, – наконец отозвался он нарочито спокойным голосом, желая уверить в своих словах не только Долорес, но и себя. – Этот человек еще жив.

Лицо мистера Джонса было бледно.

Примечательный факт прибытия Взлетающего Орла на остров Каф: обитатели острова, не слишком пораженные его появлением, тем не менее сочли это тревожным, более того, пугающим знаком. Через некоторое время, кое-что узнав и кое в чем разобравшись, Взлетающий Орел тоже начал смотреть на свое появление на острове как на событие из ряда вон выходящее.

То, что он узнал, вкратце сводилось к следующему:

Никто не попадает на остров Каф случайно.

Гора притягивает только родственных ей созданий.

Или, может быть, это делает сам Гримус.

Глава 2

День начался недурно. Можно было бы даже сказать, что день этот во многом напоминал несколько предшествующих (в понятиях погодных, температурных и состояния природы), что давало всплывающему из сна молодому человеку ощущение неразрывной протяженности времени. Кое в чем день отличался от вчерашнего (например, если говорить о направлении ветра, доносящихся с верхушек деревьев криках птиц, поджидающих появления объедков, и оживленной болтовне молодых женщин у одного из соседних вигвамов), так что и ощущение наличия разрывов в течении времени присутствовало в той же мере. Наслаждаясь гармоничной контрастностью этих двух переживаний, молодой человек позволил ощущению начала дня медленно выднести его к берегу бодрствования, где контрастная пара уходила, сменяясь третьим чувством: реальности настоящего момента.

Этим молодым человеком был я. Я был Джо-Сью, индейцем аксона, сиротой, получившим смешанное имя из-за того, что в момент рождения мой пол не был определен и четко установился только некоторое время спустя, девственником, младшим братом дикой человеческой самки по имени Птицепес, которая, по иронии судьбы, очень боялась потерять свою красоту, а красивой так никогда и не стала. Тот день был моим (его) днем двадцать первого рождения, и довольно скоро мне предстояло стать Взлетающим Орлом. Перестав при этом быть кое-кем другим.

(Я был Взлетающим Орлом).

Двадцать первому дню рождения индейцы аксона не придавали никакого особого значения. В племени праздновали только наступление половой зрелости, потерю девственности, первое доказательство храбрости на охоте, свадьбу и смерть. Смерть, конечно, была печальным праздником. В день празднования моей половой зрелости старейшины взяли шерсть козы и привязали ее мне под подбородком, после чего шаман помазал мой наконец обретший потенцию орган нутряным жиром зайца для пущей плодовитости, вознося какие следовало молитвы богу аксона.

Заповедей у бога аксона было всего две: бог любил, чтобы аксона молились ему как можно чаще, в поле, в отхожем месте, даже во время совокупления, если возбуждение еще позволяло сосредоточить мысли на молитве; во-вторых и в-последних, наш бог наказывал аксона жить отдельно, не --">