Юрий Лантан - Селекция

еще недавно служила для него образцом важного для общества дела, было что-то неправильное, что-то гнилое и низкое, и осознание этого факта отравляло Герману жизнь.

Куратор подался вперед и вкрадчиво сказал:

— Я хочу, чтобы вы поняли простую вещь, Герман. Вы — один из нас, результат многолетней Селекции. И я, будучи вашим Куратором, не могу позволить, чтобы труды сотен гениальных врачей и ученых оказались напрасными. Вам ли этого не понимать? Селекция безупречна, но иногда в ней могут случаться сбои. Любой из них поправим.

Германа раздражал этот разговор: зачем ходить вокруг да около, когда и так понятно, на что намекал Куратор?

— Мне предстоит пройти Коррекцию, — кивнул Герман.

— Я рад, что у нас возникло взаимопонимание по этому вопросу. — Куратор расплылся в притворной улыбке и откинулся на спинку стула, не сводя с Германа холодных глаз. — Коррекция поможет вам вернуться в былое состояние гармонии и умиротворения. Вы снова почувствуете радость и вкус жизни — все то, ради чего мы пришли в этот мир благодаря Селекции.

— А если я откажусь?

Куратор развел руками и состроил скорбную гримасу:

— Тогда вас ждет полное Стирание.

* * *

Коррекционный центр «Атараксия» располагался в живописной долине в ста километрах от города, вдали от его шума и суеты. Перед Германом предстали двухэтажные жилые и лечебные корпуса из светлого камня, залитые солнцем площадки для медитации, тихие аллеи и сверкающее синей гладью озеро — казалось, сама обстановка в клинике способствовала скорейшему выздоровлению.

— Вы проведете здесь месяц, — сообщил Корректор, когда Герман, разложив вещи в своем номере, встретился с ним для беседы.

Они шли вдоль раскидистых сосен по тропинке, посыпанной мягкими опилками; сквозь листву пробивались косые лучи солнца, а воздух благоухал разнотравьем. Но несмотря на безмятежную атмосферу, внутри Германа растекалась черная клякса тоски. Он глянул на Корректора, бодро шагавшего рядом. Это был невысокий мужчина с аккуратными усиками и бородкой, с прищуренным взглядом и легкой улыбкой, которая будто навечно застыла на его благодушном лице. Герман ожидал, что сотрудники «Атараксии» встретят его в медицинских робах, но Корректор, как и его коллеги, носил льняные брюки и светлую рубашку-поло.

— Я вернусь обратно здоровым? — осторожно спросил Герман, когда впереди показалась их цель — лечебный корпус, окруженный высокими конусами кипарисов.

— Безусловно! — Корректор ободряюще похлопал Германа по плечу. — У нас большой процент полного выздоровления, и другие центры Коррекции берут наши методы на вооружение. Вы пройдете несколько сеансов электрической стимуляции мозга, а также специальные курсы гормональной и психологической терапии. Все самые последние достижения науки служат у нас во благо Селекции!

Они подошли к раздвижным дверям корпуса, куда не спеша стекались другие обитатели «Атараксии». Герман с удивлением отметил, насколько разительно отличались их физиономии от лиц людей, которых он привык видеть в городе: нахмуренные брови, тяжелые взгляды, сжатые в нить губы. Неужели и он последние недели ходил с такой же угрюмой миной?

— Как и все новоприбывшие, вначале вы пройдете первичное введение в программу Коррекции, — сообщил спутник Германа, пропуская его в помещение. — Наши ассистенты вам помогут.

Корректор махнул рукой на прощание и оставил Германа в компании других пациентов в обширном зале со множеством кресел, возле которых высились стойки с инфузоматами и переплетенными проводами. Ряды кресел были обращены к огромному панорамному окну; за ним убегали вдаль лавандовые поля под лазурным безоблачным небом.

К Герману подошел Ассистент — моложавый мужчина с беззаботной улыбкой на румяном лице — и жестом указал на кресло.

— Устраивайтесь поудобнее, — сказал он.

Кожаная обивка приятно холодила кожу, и Герман постарался расслабиться, ощущая, как кресло автоматически принимает удобную для него форму. В конце концов, он добровольно пришел в центр Коррекции, чтобы избавиться от разъедающей душу тоски, так почему бы не довериться знающим свое дело специалистам? Селекция совершила в его случае сбой, но уже через месяц он вернется в общество прежним — умиротворенным и безмятежным.

Герман не успел развить мысль: локтевой сгиб левой руки кольнуло, и тонкая игла вошла в --">