Евгений Юрьевич Лукин - Требуется пришелец

сказка. Кажется, это теперь так называется…

Мурыгин вынул бумажник, пересчитал оставшуюся наличность. Потом осмотрел ключи на цепочке. От квартиры смело можно выбрасывать — на прощанье Раиса победно сообщила, что врезала вчера новый замок. А вот эти два ключика (от дачи и от сарая), возможно, пригодятся. Уж больно не хочется ещё раз ночевать у Костика… Зря сказал Тараху насчёт развода. Перезвонить, что ли?

Тарах долго не отзывался. Наконец удосужился взять сотик.

— Григорьич? Это опять я… Ты с Раисой связался уже?

— Дык… Я ж её номер… мыть…

— Вот и славно, — решительно прервал его Мурыгин. — Ничего не надо, Григорьич. Сам приеду.

— Скорей… упть… — В голосе председателя слышалась паника.

Что-то, видать, стряслось. Не дай бог, грабанули. Если так, то к участку лучше вообще не приближаться, а то Раиса Леонидовна, чего доброго, решит, что сам в отместку и грабанул.

— Григорьич…

Но Григорьич уже отключился.

* * *

Земляную дамбу разъездили вдрызг ещё осенью. Перебираться по ней на ту сторону ложбины шофёр автобуса, разумеется, не рискнул, поэтому последний километр Мурыгин одолевал пешком. Дорога за дамбой пошла плотная: сверху — подсохшая, чуть глубже — подмёрзшая. Мёртвый свалявшийся бурьян по обе стороны то ложился ниц, то вставал торчмя. Виднелись шершавые проплешины снега. Жухлая трава была как молью побита.

Оба чемодана Мурыгин оставил на квартире когда-то лучшего, а ныне запойного друга и шёл налегке, с сумочкой через плечо.

Вскоре дорога обогнула чёрно-серую дубраву, показался посёлок. Первое строение, вдохновенно и неумело сложенное из силикатного кирпича, напоминало замок в романском стиле — с круглой башней, стрельчатым входом и флюгером. Уникальный памятник дачной архитектуры. Но экскурсантам его лучше не показывать: все линии слегка гуляют, так что уже через пару минут начинаешь чувствовать головокружение и утрату равновесия. Проверено.

Когда-то зданьице это было самым большим в посёлке. Нынче — так, сарайчик. Особенно на фоне двух краснокирпичных особняков, возведённых прошлым летом…

Мурыгин остановился. Лишь теперь он сообразил, чего не хватает в пейзаже. Особняков. Впору было протереть глаза.

Тряхнул головой, недоверчиво уставился в зябкую мартовскую синеву над расхлябанным ржавым флюгером.

Снесли? Кто ж это такой храбрый выискался, чтобы напустить на буржуинов экскаватор? Стало быть, выискался… Минутку, минутку! Да уж не потому ли звонил Тарах? Может, весь дачный посёлок взяли вдруг и признали незаконным? Может, там уже до мурыгинского участка добираются?

И Сергей Арсентьевич, напрочь позабыв, что давно уже не является владельцем, устремился выручать бывшую свою недвижимость.

* * *

То, что открылось глазам, стоило Мурыгину миновать первые делянки, повергло его в состояние столбняка. Посёлка не было. До самой осиновой рощи раскинулась равнина, беспорядочно усаженная плодовыми деревьями. Ни домов, ни заборов. Присыпанная синеватым шлаком дорога пропала, слилась с землёй.

Три крайних дома, затем овражек, а дальше — пусто.

Неужто и впрямь снесли?!

Да нет, тогда бы кругом были следы траков, груды развалин, сломанные деревья…

Нетвёрдо ступая, Мурыгин приблизился к тому месту, где ещё осенью вздымалась трёхэтажная твердыня особняка. Ну хотя бы фундамент должен был остаться? Хотя бы яма от фундамента! Опасливо потрогал подошвой плотный грунт. Целина. Крепкая корка, ни разу не тронутая ни киркой, ни лопатой.

Потом вернулся слух. Оказывается, на пустыре Мурыгин был не один. Шагах в двадцати от него посреди бывшей дороги серебрился джип, чудом, видать, одолевший дамбу, а возле джипа громко выясняли отношения Тимофей Григорьевич Тарах и плотный очкарик в замшевой куртейке — владелец исчезнувших хором.

— Я — лжу?! — заходился Тарах.

— Да! Вы — лгёте!!! — визгливо летело в ответ.

Мурыгин обошёл их сторонкой и двинулся к своему участку. Брёл и озирался. Можно было без труда угадать, где раньше располагались строения, — по отсутствию сорняков и палой листвы. То и дело мерещились на припёке прозрачные зелёные пятна — там, не иначе, уже норовила проклюнуться первая травка.

Под корявой шипастой абрикосиной дородный и седовласый дачник, известный Мурыгину не столько именем-отчеством, столько званием (полковнике отставке), ошалело допрашивал --">