Сергей Анатольевич Смирнов - Хроника лишних веков (рукопись)

Я, к примеру, так разумею свободу воли: для любого события, как для театральной пьесы, предопределен список ролей, характеров, конкретных действий и поступков героев. Необходимость, господа, просто выталкивает нас на сцену, а свобода, извините, только в нашей расторопности выбрать себе роль получше… поблагородней, если угодно, и довести ее до конца, при этом не сразившись перед зрителем.

Помню чью-то усмешку из подогретого сумрака:

— А зритель-то кто?

Радзевич с виноватой улыбкой развел руками:

— Ну, это банально, господа. Первый зритель — сам Господь Бог.

— Так, сдается, что Он и есть постановщик и, значит, ваша свобода воли того…

— …Я так чувствую, — просто пожал плечами Радзевич.

— А если все роли уже разобраны? — появилось еще одно заинтересованное лицо, уж не помню чье, не разглядел толком.

— Зачем же так буквально? — вздохнул Радзевич и выдохнул облако. — Это же не Малый Театр, в самом деле…

Я завидую Радзевичу: он не успел разочароваться в своей простой и ясной логике, она помогла ему сыграть выбранную роль честно — и до конца.

— Тут-то и разгадка, — трескуче выговорил полковник Чагин. — Представьте себе на нашем месте большевиков, пролетариев. Что б они тут делали? Жрали бы да отстреливались. И все. Может, еще про баб в переменке вспоминали. А у нас Малые Театры в мозгах. Потому и бьют.

Полминуты ушло на паузу, огонь приплясывал, взмывали оранжевые нитки искр.

— В сущности, мы всегда очень плохо думали о своем народе, — глухо добавил Радзевич. — Все, действительно, вполне логично.

Я ожидал после его реплики плохого, неуместных гневных «благородств», но, слава Богу, ошибся. Обошлось, треск костра заполнил новую паузу, и только Щуплов, осторожно оглядевшись, палкой поворошил головни, лица заблестели, кто-то сплюнул в сторону, кто-то бросил из-под низких бровей на Радзевича угольки воспаленного взгляда. Чагин вовсе ни словом, ни жестом, ни вздохом не ответил — на удивление, тихо обошлось.

Еще один день мы старательно тянули дорожку следов по снежному глобусу — в сторону запада — эдакую кривоватую широту. Путь стал трудней. Версту, вероятно, двадцатую в тот день мы уже из последних сил волочили на какую-то неясно очерченную гору и с той горы увидели внизу небольшое селение.

Издали оно показалось совсем негостеприимным, покинутым — без окон и дымов. Мы перевели дух, попереглядывались и стряхнули с усов и воротников густой иней.

— Спущусь, взгляну, — бесстрашно и беспечно сказал Радзевич и окинул взглядом склон, выбирая, где лучше спускаться.

— Вашбродь, — хмуро подал голос солдат Щуплов, — вам-то не стоит. Не с руки. — И повернувшись к полковнику, окутался клубом пара. — Ваше высокоблагородие, дозвольте мне. Я места здешние знаю.

— Иди, Щуплов, — кивнул полковник. — Не стучись сразу, погляди.

— Известное дело, ваше высокоблагородие… — Щуплов как будто растерялся на мгновение и, улыбнувшись вверх, в небо, закончил: — Не поминайте лихом, коли уж…

— С Богом! — твердо сказал полковник.

Щуплов повернулся, перекрестился и пошел.

Он двинулся не сразу вниз, а долгой петлей скрытно обходил жилье и появился на противоположном краю котловины.

— Охотник! — одобрительно буркнул Чагин.

Щуплов спустился и снова пропал из виду. Мы напружились.

Минуло еще четверть часа в стеклянной тишине прежде, чем наступила развязка. Мы снова увидели с нашего высока маленького Щуплова: он прытко убегал от домов к прозрачному и тонкому леску, не к нам — никуда. Он перемахнул через изгородь и стал размашисто, прыгуче одолевать глубокую, вечерне-голубую поляну — и вдруг на миг оцепенел. Воздушный снаряд выстрела наконец долетел до нас, раздвоился эхом. Солдат Щуплов упал назад, навзничь, выдержав удар пули в спину. Потом мы увидели несколько фигур — черных и серых, — которые двинулись неторопливо от домов к тому месту, где остался Щуплов. Впереди всех — совсем черный, высокий. Он шел широченным петровским шагом, за ним еще трое в шинелях… немногим погодя из домов появилось еще полдюжины в овчинных полушубках, эти следом не пошли.

Четверка мерно приближалась к бесформенному пятну в снегу, которое только что было живым солдатом Щупловым.

— От, суки! — Один из наших рядовых хряскнул затвором, вскинул винтовку к плечу.

— Ат-ставить, Городулин! — шепотом гаркнул Чагин и тут же уперся взглядом в --">