Макс Брукс - Мировая война Z

принадлежащее нам по праву. Да, Срединная Империя — центр человеческой цивилизации. Мы стали богатейшей и самой динамичной супердержавой, хозяевами всего — от космоса до киберпространства. Это был рассвет «Китайской эпохи», которую наконец-то признал весь мир, но многие из нас до сих пор жили так же, как эти невежественные крестьяне, закосневшие в суевериях, словно варвары раннего Янгшао.

Я все еще предавался про себя напыщенной критике, опускаясь на колени рядом с первой пациенткой. У нее была высокая температура, сорок градусов, больная сильно тряслась. Когда я попытался осмотреть ее, женщина едва слышно застонала. На правой руке обнаружилась рана, укус. Приглядевшись, я понял, что на больную напало не животное. Судя по радиусу укуса и следам от зубов — человек, возможно, ребенок. Я подумал, что укус и есть источник заражения, но сама рана была удивительно чистой. Я опять спросил у жителей деревни, кто ухаживал за больными. И они опять сказали, что никто. Я не поверил. Человеческий рот кишит бактериями, их там больше, чем у помойной собаки. Если никто не промывал рану, почему она не воспалилась?

Я осмотрел остальных пациентов. У всех похожие симптомы — раны одинакового типа на разных частях тела. Я спросил одного мужчину, который показался наиболее толковым, кто ранил людей. Он ответил, что это случилось, когда они пытались «его» утихомирить.

«Кого именно?» — спросил я.

«Нулевого пациента» я нашел в другом конце города запертым в пустом доме. Двенадцатилетний мальчик. Ему связали пластиковым шпагатом запястья и ноги. Он содрал себе кожу, пытаясь избавиться от пут, но крови не было, как не текла она и из открытых ран, язв на руках и ногах и большой сухой дыры на месте большого пальца. Парнишка корчился как животное, кляп заглушал рычание.

Вначале жители деревни не хотели меня к нему подпускать. Просили не дотрагиваться до него, потому что он «проклят». Я отмахнулся от них и достал перчатки и маску. Кожа мальчика была холодной и серой, как цемент, на котором он лежал. Я не обнаружил ни пульса, ни сердцебиения. Его безумные глаза были страшно выпучены. Он пристально следил за мной, словно хищник. Пока я его осматривал, мальчик вел себя с необъяснимой враждебностью, тянулся ко мне связанными руками и пытался укусить сквозь кляп.

Он так дергался, что пришлось позвать на помощь двоих крепких деревенских парней. Сначала они не двинулись с места, только жались у дверей как напуганные зайчата. Я объяснил, что нельзя заразиться, если надеть перчатки и маски. Когда они снова покачали головами, я сменил тон и приказал им подчиниться, хотя и не имел на то законного права.

Это подействовало. Один из парней схватил мальчика за ноги, второй прижал руки. Я решил взять кровь на анализ, но набрал лишь коричневую вязкую жидкость. Когда я вытаскивал иглу, мальчик опять забился.

Один из моих санитаров, тот, что держал руки пациента, Решил придавить их к полу коленями. Но мальчик неожиданно сильно дернулся, и я услышал, как захрустела его левая рука. Зазубренные края лучевой и локтевой костей проткнули серую плоть. Мальчик не вскрикнул и, похоже, даже ничего не заметил, но у обоих моих помощников не выдержали нервы. Они вскочили и выбежали из комнаты.

Я и сам невольно отскочил на несколько шагов. Мне стыдно это признать. Я работал врачом почти всю сознательную жизнь. Меня обучила — можно даже сказать, вскормила — Народно-Освободительная армия Китая. Я исцелил больше раненых бойцов, чем выпадало на чью-либо долю, столько раз смотрел смерти в лицо, а теперь испугайся, по-настоящему испугался хрупкого ребенка.

Мальчик начал дергаться в моем направлении, он совсем освободил руку. Плоть и мышцы рвались до тех пор, пока не осталась одна культя. Теперь, помогая себе правой рукой с привязанным к ней обрубком левой, он тащил себя по полу.

Я выскочил наружу, заперев за собой дверь. Попытался успокоиться, подавить страх и стыд. У меня еще дрожал голос, когда я спрашивал у жителей, как заразился ребенок. Никто не ответил. Послышались удары в дверь: мальчик: слабо стучал кулаком по тонкому дереву. Мне хватило выдержки не подскочить при этих жутких звуках. Я молился, чтобы деревенские не заметили, как я побледнел. Сорвавшись на крик от страха и отчаяния, я повторил, что должен знать, как ребенок заразился.

Вперед вышла молодая женщина — возможно, мать ребенка. По ее лицу было видно, что она много дней плакала: глаза сухие --">