Евгений Юрьевич Шкиль - Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ) (полная версия)

чтобы быть творцом, а не тварью.

  Спускаясь по лестнице, юноша, снедаемый любопытством, достал книжицу, открыл ее и прочитал название первой гексаграммы.

  Гексаграмма 1 (Цянь) - Творчество

  Путь, который может быть пройден, это не постоянный путь

  Дао Дэ Дзин

  Пока друзья шли от академии к лечебнице, Цеб прожужжал все уши Олегу о том, что принцепс дал ему пачку бумаги и чернила и повелел записать все, какие только возможно, судьбоносные баллады. За это юному байкеру было обещано демиургское гражданство.

  - Он так и сказал, считай свое задание экзаменом по этнографии, - взахлеб тараторил Плацебо Проворный, - я объезжу все кланы, чтобы не упустить ни одной песни и молитвы. Все заговоры перепишу, все до единого!

  - Это, действительно, здорово, - согласился Олег, - ты меня подожди здесь, я с мамой пообщаюсь.

  Лечебницей, или больницей, называлось одноэтажное кирпичное здание с шатровой крышей, в основании которого лежал квадрат. Занимало оно весьма значительную площадь, превосходящую размерами любое из строений Творцово. Здесь имелся склад лекарственных препаратов, сделанных из растений, грибов и секреций животных, здесь же была и небольшая химическая лаборатория, которая пока еще не функционировала в полную силу. Многочисленные дела не давали Юлию Первому всерьез заняться химией, а достойные ученики пока что задействовались на более важных фронтах работы. Недавно, всего с два года назад, почти сразу после войны с Богополем, открылась хирургия. Правда, самая сложная операция, которая тут проводилась - это удаление аппендицита. Да и то двое из шести пациентов умерли. Однако, как говаривал принцепс, каждый третий умерший - это в любом случае лучше, чем каждый первый.

  Самую большую площадь в лечебнице занимало родильное отделение. Оно было гордостью Творцово и лично мамы Хоны. Не зря сюда приезжали рожать со всех окрестностей.

  Олег прошел по коридору к палате, где лежала его сестра Лидия. Палатами называли чистые, легко проветриваемые и хорошо освещенные помещения. В них располагалось от двух до шести кроватей для больных. Лидия, как дочь принцепса, находилась в отдельной комнате. Впрочем, и там у нее имелась соседка.

  Подходя к палате, Олег услышал мелодичное пение. Это была колыбельная, под которую кочевницы баюкали своих чад. Юноша знал ее наизусть, поскольку и мама Хона, будучи байкершой по рождению, часто напевала ее, укладывая спать дочек и сыновей.

  Парень осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Он увидел маму. Она, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, держала в руках младенца. Маленький комочек живой плоти, обернутый в бледно-серую материю, был совсем не виден, только крохотная ручонка, неведомым образом пробив себе путь сквозь складки ткани, вылезла наружу и тихонько шевелила миниатюрными пальчиками, а мама, нет, бабушка Хона выводила древний мотив:

  - Засыпай, на руках у меня, засыпай! Засыпай под пенье дождя...

  И у Олега защемило где-то внутри, будто мелодия эта заставила вспомнить нечто такое, что уже никогда не вернешь. Не родиться тебе заново, и не будет укачивать мама, и ощущение абсолютной защищенности больше никогда не посетит тебя, и тепло ее рук уже давным-давно воспринимается совсем по-другому. Нет, ничего этого уже не будет, ты вышел из колыбели и обречен идти, бороться, разочаровываться, падать, но вставать и продолжать идти...

  Чтобы прервать чувство неловкости, так неожиданно нахлынувшее на парня, Олег кашлянул. Мама Хона бросила быстрый взгляд на сына, кивнула - мол, выйди, я скоро - и продолжила качать младенца.

  Юноше пришлось ждать с четверть часа, прежде чем в коридоре появилась мама Хона.

  - Я уезжаю сегодня, - сказал Олег, - пришел проведать Лиду и... с тобой попрощаться.

  - Я знаю, что ты уезжаешь, - тихо произнесла мама Хона, - мы с папой Юлом обсудили это под утро.

  Олег заглянул в глаза матери. Они были выцветшие и усталые, как у отца. Лицо, округлое, еще не потерявшее привлекательности, уже начало покрываться морщинами, а в темно-русых волосах давно завелись широкие пряди седых волос.

  - Лида спит. Она еще очень слаба и ей до кормления остался час. Не тревожь ее, я передам твои поздравления, - сказала мама Хона.

  Наступила неловкая тишина. По крайней мере, Олег чувствовал дискомфорт. Мама, когда-то казавшаяся такой большой, сильной и умной сейчас почему-то выглядела --">