Дмитрий Расторгуев - Новая правда ротмистра Иванова

«Поверил? Нет?» – настырно лез в голову вопрос. Нельзя же рассказать правду. Матвей не хотел той встречи полгода назад, он вообще не желал иметь никаких отношений с братом – это было чревато последствиям. Но тот сам объявился. «Так что ж теперь? Чем я виноват?» – не понимал Матвей.

– Как часто посещаешь рабочие сходки? – не давая опомниться, продолжал давить жандарм.

– Э… собрания?

– Да, собрания и сходки. Как часто?

– Я не… Один раз в этом месяце, – выпалил Матвей и тут же начал оправдываться. – Уговорили, решил сходить посмотреть… о чём говорят. Послушал немного и ушёл.

– Кто выступал на собрании?

– Так упомнишь что ли? – Матвей взглянул в глаза жандарму. – Рабочие.

– Конкретнее, кто?

– Да не помню я! Ну был один не из нашего цеха, не знаю, как звать, а потом мужик какой-то, вообще не отсюда, наверное.

Матвей почувствовал, как пересохло горло. Гранёный стакан с водой стоял на столе, мозолил глаза. И жандарм, перехватив взгляд рабочего, сам взял стакан и отпил.

– О чём говорили? – продолжал ротмистр.

– Что зарплату задерживают, – Матвей решил, что такой ответ будет наименее подозрительным.

– Конкретнее.

Напряжение, казалось, достигло предела, Матвей понял, что выкручиваться больше не может, и страх начал перерастать в злость: да какое этому жандарму дело? Ему-то зарплату не задерживают и не урезают без причины.

– Говорили разное. Не помню подробностей, – произнёс Матвей, стараясь унять раздражение.

– Хорошо. Кто из твоего цеха был на сходке?

– Да многие, – Матвей испугался. Испугался, что подозрения Кондрашки окажутся правдивы. Нельзя называть имена, нельзя сдавать товарищей. Хоть тресни – нельзя.

– Конкретнее, имена. Ты знаешь, кто с тобой работает? Кто рядом за станком стоит? Они были?

– Да все были, весь цех. Вопрос то важный, ваше высокоблагородие, финансовый. На месяц задержали, куда годиться? И не впервой. Вот и собрались.

Ротмистр вглядывался в каждое движение мышц на лице Матвея, следил пристально, чуть прищурившись, и что он там читал – одному Богу известно.

– Ну и? Что решили?

– Решили? А я не знаю. Я посидел и ушёл, – Матвею показалось, что выглядит он сейчас довольно глупо, а отвечает слишком подобострастно, и злился на себя за это. «Неужели нельзя говорить твёрже? Чего перед этими лебезить?» Но голос не слушался, будто не принадлежал ему. Воспитанная покорность оказалась сильнее воли, сильнее презрения и ненависти к жандарму.

– Почему ушёл?

– Дык как, почему? Утром на смену надо. Некогда рассиживаться. А чего болтать попусту?

– Почему приходил?

Матвей вздохнул. Какой же этот жандарм цепкий! Впрочем, все они такие. Никогда просто так не отвязывались, спрашивали одно и тоже по второму, третьему круг, выискивая малейшую зацепку в словах теряющего бдительность подозреваемого. Спрашивали и читали… Читали то, что прячется в голове.

– Так важная же тема. Как не сходить? – Матвей не сдавался. Если упираться, так до конца.

– Ты сказал: уговорили. Кто уговаривал?

– Дык не то, чтобы уговаривали, это я не так выразился по ошибке. Слышал краем уха, а кто болтал – чёрт знает. То ли на перерыве, то ли на обеде. Давно же было.

Матвей знал: всех, кого назовёшь, станут допрашивать, а товарищи не прощают такое. А он никогда никого не подводил. Единственный шанс отвязаться – твердить, как дурачок: не помню, да не знаю. Глядишь, и правда, за глупенького посчитают и отстанут. Хотя, конечно, и арестовать могут, и в управление отвезти, в подвал. А там всем язык развязывают. Там такие уловки не прокатывают. Какие только ужасы не рассказывали о подвалах жандармерии и о допросных камерах. Матвею не хотелось об этом думать.

– Мало, Цуркану, мало, – сухо произнёс жандарм. – Видишь ли, нам нужны сведения. Так или иначе, мы их получим. Врать бесполезно. Противление следствию – это серьёзная статья: пять лет каторги. Понимаешь меня? – мужчина уставился прямо в глаза Матвею, и тот вжался в стул, желая сейчас только одного: уползти отсюда куда подальше и спрятаться.

– Понимаю, – кое-как выдавил Матвей, взгляд жандарма парализовал настолько, что даже говорить было сложно.

– Хорошо, – по слогам произнёс жандарм, постукивая по столу ручкой. – Тогда давай повторим сначала.

Беседа продолжилась. Как и предполагалось, вопросы прозвучали по кругу три раза. Матвей вспотел, глотка пересохла, --">