Рейчел Инглз - Миссис Калибан

магазин молодые женщины, раздающие образчики сыра, описаны как безжизненные марионетки; рассказывая историю о крошке, похищенной обезьяной, Дороти отмечает, что юные обезьянки машинально вцепляются в материну шерсть, чтобы не упасть. Иногда машинальное омертвляет, а иногда — спасает жизнь. В произведениях Инголлз машинальное — не обязательно, когда меньше всего суть мы сами, оно возникает, когда власть захватывает сокрытая часть нас; «машинально» оно в том смысле, что Эдип рано или поздно переспит с собственной матерью — так же неизбежно, как пробьют заведенные часы. Когда характер есть судьба, машинальное — глубинная фабула.

Смотрите, как Дороти перед самым явлением Ларри уподоблена часам:

Она выскочила в гостиную… и заскочила обратно с такой прытью, что могла бы оказаться каким-нибудь механическим метеорологом в детском снежном шарике или фигуркой на средневековых часах, которая проскакивает по нижнему балкону, пока циферблат показывает стрелками час.

Это машинальное мгновение — она принимается нарезать морковь и сельдерей, раскладывает по вазочкам чипсы и орехи — пребывания как бы на автопилоте, когда сознание у нее пригашено, оказывается не просто пресловутой тупостью домохозяйки, но и необходимым условием для ее великого виденья: Ларри. Ларри одновременно силен и привлекателен, но к тому же он — как дитя, кому нужно, чтобы она его защищала, любила и обучала. Он обожает авокадо, и ему нужно помочь с пониманием рекламы, какую он видит по телевизору.

Если посмотреть с одной стороны, явление Ларри на кухне у Дороти — неудивительно; Дороти слышала по радио о некоем существе по кличке Чудовище Акварий, которое сбежало из Института океанографических исследований, убив при этом охранника и ученого. Но, с другой стороны, она много чего в последнее время по радио слышала. Например, чуть раньше под конец рекламы сухой смеси для кексов радио сказало: «Не волнуйся, Дороти, будет у тебя еще один ребенок… Гарантию даю». Еще она слышала историю «о курице, которая умела играть на скрипке, — „Хейфеце курятников“»^[2], как звали эту птицу, — а потом через знакомых выяснила, что эту передачу не слышали другие, кто, очевидно, настраивался по шкале на ту же волну. Но Дороти не просто (неинтересно) чокнутая. Радио ее — «крупный темно-коричневый старомодный приемник — из тех, что похожи на готический собор 1930-х годов». У Дороти могучее воображение, но оно же и послушно ей. Известие о Ларри приходит посредством чего-то, напоминающего религиозную среду, но в действительности оно — проводник очень всамделишных (пусть и незримых) волн, какими наполнено пространство вокруг нас.

Рейчел Инглз попадает в ту категорию писателей, кто знаменит своей нечрезмерной знаменитостью, пусть они и эдак прославлены своим таинственным недостатком славы. Леонора Кэррингтон, Джейн Боулз^[3], Барбара Пим — все это писательницы, отмеченные критикой и ценимые другими писателями, и я ловила себя на том, что читаю их всех в книгах, выпущенных в сериях вроде «Непереиздаваемые шедевры» или «Забытая классика». Рейчел Хоумз Инголлз родилась в Кембридже в 1940 году, степень бакалавра гуманитарных наук получила в Рэдклиффе^[4], а вскоре после этого переехала в Англию, где жила ее двоюродная бабушка. Первая книга Инголлз «Кража» (Theft, 1970) получила какую-то премию, но к середине 1980-х годов она уже написала несколько книг, которые разошлись, по отчетам ее редактора, каждая в количестве 200 экземпляров. («Единственные настоящие деньги, что я зарабатывала, поступали из Голливуда», — говорила Инглз^[5].) В своей долгой писательской жизни она предпочитала почти не заниматься саморекламой, не выступала с чтениями, не давала интервью — но все это просто потому, что чувствовала, что это не ее, а не из какого бы то ни было принципа.

Затем в 1986 году «Миссис Калибан», тихонько опубликованную в 1982 году, Британский совет книжного маркетинга назвал «одним из 20 величайших американских романов», написанных живущими писателями после Второй мировой войны. (Инглз была в этом списке единственной женщиной; Мэри Маккарти^[6] заявила для прессы, что список этот совсем дурацкий, потому что в нем нет Набокова, пусть Набоков уже и умер.) Последовал краткий расцвет славы и продаж, после чего ее произведения опять стали не слишком известны. Даже писателей спросите о ней — и чуть ли не все ответят, что никогда о --">