Наль Лазаревич Подольский - Кошачья история

казалось -- упади он с самой высокой горы, прокатись по самым зазубренным скалам -- и тогда с ним ничего не случится, не появится ни пылинки, ни пятнышка. Но и это не было противно.

Он отчаялся, видимо, доказать свою материальность, на мгновение его улыбка сползла куда-то к ушам, и в глазах мелькнула беспомощность.

-- Вронский! -- он поднялся и шагнул мне навстречу. -Сценарист, Юлий Вронский!

-- Здравствуйте, я догадался, -- соврал я в виде ответной любезности, -- как вы узнали, что я приехал?

-- В этом городе новости порхают по воздуху, оттого здесь все про всех вс" знают, -- тут он внезапно напустил на себя серьезность, то есть оставил одну только дежурную приветливую улыбку. -- Но сначала обсудим дела: мне отвели целый дом -- я хочу вам уступить половину. Вид на море, собственный вход и никаких консьержек.

Обсуждать было, собственно, нечего. Я застегнул чемодан и взялся за ручку, но мой новый знакомый остановил меня:

-- Зачем вам носить тяжести? Отправим за ними кого-нибудь.

-- Гм... -- только и нашелся я, но послушался.

Мы вышли на улицу. Город, пыльный и серый, залитый беспощадным солнцем, выглядел скучно и не имел ничего общего с карнавальным городом вчерашней ночи.

Пока мы шли через центр, мой спутник все больше меня забавлял. Прохожих почти не было, и все же он дважды поздоровался с кем-то. Он показал мне почту, редакцию местной газеты, городской совет и райком. Помахал рукой кому-то в окне больницы и довольно приятельски поздоровался с седым и важным шофером "газика", дремавшим за рулем у райкома, которого тут же и послал за моим чемоданом.

-- Вы давно здесь? -- спросил я, как мог, осторожнее.

-- Почти неделю, -- он улыбнулся самой виноватой из своих улыбок.

Наш дом оказался вблизи от берега, предпоследним на пыльной, полого спускающейся к морю улице. Глинобитный, прохладный внутри, он был окружен акациями, за перила веранды цеплялся усиками одичалый виноград. У крыльца стояла скамейка с литыми чугунными ножками -- из тех, что бывают в городских скверах.

Мне на долю пришлась комната со скрипучим крашеным полом, соломенными плетеными креслами и необъятной деревянной кроватью, в одном из окон виднелась, сквозь резные ветки акации, узкая полоска черно-синего моря.

Когда мы подходили к калитке, на балконе соседнего дома показалась пышная миловидная дама в голубом; на перилах, от нее слева и справа, сидели две раскормленные белые кошки. Вронский сорвал с головы кепи и отвесил глубокий поклон:

-- Амалия Фердинандовна! Вот ваш новый сосед.

-- Я почтмейстерша, -- объявила она, голос ее был неожиданно высоким и мелодичным, -- по утрам я пою и играю на рояле, вам придется это терпеть!.. Хотите иметь очаровательную сожительницу? -- она положила руку на спину правой кошки, та при этом нахально зевнула и облизнулась.

-- Нам не справиться с ней! -- быстро ответил Вронский.

-- Ну конечно, как же вы можете справиться! -- она одарила нас трелью серебристого смеха и, протянувши к подоконнику руку, сорвала и кинула нам цветок. Он слетел к нам оранжевой бабочкой -- это была настурция. Не знаю, в кого она метила, но попала во Вронского. Он секунду подержал цветок на ладони и бережно вдел в петлицу.

По вступлении в дом Вронский сделался деловит. Он провел меня по всем комнатам, показал чердак и заставил взойти по наружной лестнице в крохотный мезонин, где была лишь продавленная кушетка и в углу кипы старых газет. Завершилась экскурсия в кухне осмотром водопровода и умыванием, чтобы идти в ресторан обедать. Настурция Вронского успела завять, он вынул ее из петлицы и аккуратно опустил в мусорное ведро.

В ресторане, на втором этаже безобразного бетонного куба, каким-то троительным чудом оказалось прохладно. Понятно, что Вронского тут знали все, от директора до швейцара. Его энергия была неистощимой: не успели мы заказать обед, как он потащил меня в бар, знакомиться с барменшей. Она показалась мне очень красивой, длинная черная коса и провинциально-добродетельный вид плохо вязались с ее званием. Вокруг нее громоздились бутылки, она же читала книжку, вертя в руке штопор, которым довольно лихо при нас перелистнула страницу.

-- Елена, познакомьтесь пожалуйста, -- Вронский осыпал ее целым ворохом галантных улыбок, но ответная улыбка при этом была достаточно сдержанной, так что она, надо думать, знала цену своим улыбкам, -- это Константин, --">