Алексей Герасимов (Сэй Алек) - Ведьма на выданье

взглядом не проводит, в то время как наши дебелые грудастые кирхенбургские фрёкен, чтобы привлечь внимание какого заезжего купца, из кожи вон лезут, а ничего им не обламывается. Мне, между прочим, три раза предлагали из города уехать. Не на правах жены, правда, а на правах вольной подруги, ну дак многим и то за счастье — купцы, народ прижимистый, но подругу ни один не обидит. Еще и замуж хорошо выдаст потом, да приданное соберет. Только не мое это, по дорогам опять мотаться, да и фигурка «лысинка, пузико и кошелечек», это отнюдь не то, что мне нравится в мужчинах.

На самом деле, даже и не знаю, что мне в них нравится. Вот меня пару раз приятельницы спрашивали, какого б я мужа хотела? Ну не дурацкий ли вопрос? Как любая нормальная женщина, я хочу, чтобы был он таков, чтоб ощущать себя как за каменной стеной, потому что воля, это хорошо, конечно, лавка моя, это очень даже замечательно, но как порой завидуешь этим почтенным матерям семейств, у которых в голове всего только три «К» — kinder, kirche und k?hen. Ведь они счастливы. Хотя, может быть, только притворяются…

Да нет, вряд ли. Глянешь порой, как идет под ручку прожившая не один год пара пожилых людей, и прямо всей кожей чувствуешь, какое от них идет спокойствие и умиротворение. И может порой приходит он домой пьяный, возможно и поколачивает временами, а, однако же, жмется она к нему под бочек, а он в это время горделиво оглядывает улицу, мол, смотрите, какую женщину я у вас у всех увел, и до глубокой старости готов перегрызть глотку тому, кто скажет, что его жена — не самая первая раскрасавица.

Дверь приоткрылась, и в лавку просунулась растрепанная и чумазая мальчишечья голова.

— Привет, Клархен. — пискнула она. — А у тебя колокольчик с двери стибрили.

— Привет, Гансик. — кивнула я, и с удивлением поглядела на склянку с готовой мазью для фрау Елизы. Когда только приготовила? За мыслями и не заметила, как руки сами сделали привычную работу. — Правильно говорить не стибрили, а украли. Вот он, на прилавке лежит — сам отвалился.

— Все равно — стибрили. — мальчик шмыгнул носом и улыбнулся озорной улыбкой. — Хочешь, папка тебе его приделает обратно? Он может.

Он то, конечно, может, и еще как. Столяр и плотник, на все руки мастер, да еще и вдовец с пятью оглоедами, мал мала меньше, на шее. Ганс у него старшенький, старается по дому помогать — хороший малец, весь в отца. Очень мечтает, чтобы тот меня к алтарю отвел. Тот, правда, ни о чем таком и не думает, поскольку ему нужна добропорядочная супруга, а не рыжая ведьма из дома по соседству, но не говорить же этого мальчишке восьми лет от роду, который в тебе души не чает.

— Подумаю над твоим предложением. — дипломатично ответила я и улыбнулась. — Гансик, нужен пфенниг?

— А то! — мальчик кивнул и появился в лавке весь. Как ни много работает его отец, а денег все равно у них не густо.

— Ма-а-ать ты моя, что с тобой? — ахнула я.

Конечно, без женщины в доме и одежда у детей будет вечно не постиранной да незаштопанной, и умываться по утрам заставить некому, но чтоб ТАКОЕ с ним было — этого я не припомню. Рубаха грязная, будто он на брюхе половину города прополз, ворот разорван чуть не до пупа, на груди, через прореху, виднеется синяк

— А, это… — мальчик потупился. — Баронский гонец по улице мчался, а я его не заметил вовремя. Чуть под копыта не попал.

— Хотя бы не сломал ничего… Ну-ка, подь сюды. — поманила я его пальцем и поставила склянку с мазью на столик для готовых снадобий.

— Чего это? — насторожился Гансик и приготовился дать деру.

— Рубашку тебе заштопаю, чудо ты мое. — вздохнула я. — Ведь попадет же от отца, не иначе.

— Попадет. — вздохнул мальчик, и зашел ко мне за прилавок. — А про пфенниг ты что говорила?

— Мазь надо фрау Елизе отнести. — вздохнула я. — А мне в лес срочно надо, за дубовым мхом. Рубаху-то снимай, чучело, не на тебе же штопать буду.

— На. — Ганс стянул рубаху и протянул ее мне. — Держи. Спасибо тебе, Клархен.

— Не за что. А-ну, покажи-ка спину.

— Зачем? — мальчик прижался к стене. — Нету там ничего.

— Сама знаю, что крылья у тебя не растут. — фыркнула я. — Давай, поворачивайся. Ну! Долго мне ждать?

— Ну…

— Ах, ты ж, етишкин кот! — ахнула я. — Чтоб его за ноги взяли, да башкой об забор, козла неприятного!

Вся спина у Гансика представляла из себя неприятную смесь ссадины и кровоподтека, продолжавшегося, судя по всему, и под портками. Как мальчишка себе --">