Евгений Юрьевич Лукин - Майская ночь, или Утопленницы

всего-навсего: «загибал». Громко произнес, во всеуслышание. Приняли за мат, штрафанули. И поделом! Потому что настоящий хуторянин сказал бы: «загинал».

Но старикан-то вроде не из этих… не из ряженых. И все равно присутствовало в нем нечто театральное. Уж больно величествен.

— Ладно, верю… — вздохнул он. Потом глянул искоса и сообщил как бы по секрету: — Сам учугов энтих разорил — не перечесть.

После такого признания я, честно сказать, опешил.

— Тут?

Зеленоватые в лунном свете усы и верхняя часть бороды шевельнулись в ухмылке.

— Да и тута тоже…

Грандиозный дед. Только вот откуда он такой взялся? Совершенно точно, что не дачник, — видимо, из Красного Стрежня, иначе бы я его знал. И все-то в нем какое-то было преувеличенное: ручищи, плечищи, бородища. А уж грудные мышцы… Не то что культуристы — иная баба позавидует.

— Трясесси, цуцик? — не без злорадства осведомился эпический старикан. — Айда ко мне — согреисси…

— Да у меня дача рядом…

— Нишкни! — прикрикнул он. — Я ишшо не кажного к собе пушшу!

Вона как! Мне, получается, честь оказывают, а я кобенюсь…

— Н-ну… х-хорошо… — пробормотал я. — Спасибо, конечно, но… как скажете…

И двинулись мы в неизвестном направлении. «К собе…» Интересно, куда это «к собе»? В Красный Стрежень? Да ладно! До него чуть ли не километр…

Впрочем, вскоре я сообразил, что идем мы прямиком к дачам. «Так это ж новый сторож! — осенило вдруг. — Наняли наконец! Наверное, в Красном Стрежне и наняли… Но до чего ж колоритен!»

В светлой ночи проступили пыльно-серые очертания ближайшего домика, однако шагов через десять со мной приключилось некое наваждение: лунное марево словно бы растворило и крышу, и штакетник, а взамен вылепило каменистый бугор, совершенно неуместный в наших песчаных краях. Остановился, тряхнул головой. Бугор не исчезал. Мало того, обозначилась в нем дыра, и трепетало в той дыре нечто розовое. Вроде бы костерок.

Тут я чихнул, но даже и после этого видение не сгинуло.

— Салфет вашей светлости! — ехидно пожелал мне сторож.

* * *

Куда делся дачный поселок, сказать трудно. Мы стояли посреди лунной слегка всхолмленной равнины, вдалеке поблескивала большая вода — предположительно, Волга. Впереди, как упомянуто выше, горбился дырявый курганчик с костерком внутри. Не то пещера, не то землянка.

Разумеется, я был потрясен. Потрясен и подавлен. До сей поры мне представлялось, что так называемый цыганский гипноз действует лишь на доверчивых впечатлительных людей, на всяких там мистиков и простофиль, к каковым я себя, сами понимаете, не причислял. И вот нá тебе!

Стало быть, не пятьдесят шагов прошли мы с дедом, а гораздо больше: миновали дачи, углубились в степь, и все это время я, получается, пребывал в беспамятстве. Согласен, крепко был выпивши, однако после вынужденного купания в ерике неминуемо протрезвеешь. Иными словами, нет у меня смягчающих вину обстоятельств.

Ай да старикан! С таким ухо держи востро!

— Заходь… — зычно приказал он.

Податься некуда — приходилось принимать случившееся как оно есть. Я приблизился к дыре и опасливо заглянул внутрь. Да нет, никакая не землянка — именно пещера. Посередке трепыхался обложенный камнями костерок, бросая отсветы на бугристые стены и ничем не укрепленный свод, с которого, между прочим, свисал на двух оббитых до блеска цепях замшелый бочонок. Весь, кстати, во вдавлинах, словно по нему ломом колотили.

Этак ведь и обрушить можно пещерку-то…

Прочие бочки, насколько я мог разглядеть, в количестве четырех-пяти штук стояли как попало у стен, причем самая широкая и приземистая была накрыта большой почерневшей иконой, а на самой иконе лежал огромный старинный пистолет — чуть ли не с колесцовым взводом.

Прямо разбойничье гнездо какое-то.

— Ну чаво опять стал? — загремел на меня хозяин всей этой оперной бутафории. — Безлошадного драгунского полку пеший ездовой! Седай!..

Рядом с очажком располагались две плахи, на одну из которых я и присел не без робости. Любопытно, что с одежки, которую я держал в руках, еще капало. Стало быть, не так уж и далеко мы с ним забрели. Машинально принялся отжимать, а сам оглядывался украдкой.

А ведь пожалуй что и не бутафория. Пистолетище, например, вполне достоверный — если и копия, то очень точная (на мой, разумеется, дилетантский взгляд).

В колеблющемся розоватом сумраке я не сразу --">