Клара Готовчикова - Выбор

Этот смех, хотя и был тихим, отчетливо впитался в разум Лины. Постепенно онзаполнил все пространство и исчез, лишь когда они оказались в теплых креслах со столиком у окна. Две кружки уже стояли перед ними. Все уловки, что девушка придумала в голове, исчезли вместе с тем смехом. Осталось одна блаженная пустота. Ей захотелось плакать, но третья начала разговор.

— Я отвечу на то, что ты хотела спросить, — Лине было все равно. — Твоя душа ничем особым не выделяется. Меня можно назвать демоном, но все же я не совсем он. Ад и рай — это не то, как представляют их люди. Нельзя описать душу словами. Когда я заберу ее, ты поймешь, что я имела ввиду, но да, это не совсем твой разум. Большой взрыв был, большинство гадалок врут.

Третья уставилась на девушку, и Лине пришлось заставить мозг работать.

— Так почему ты предлагаешь мне сделку?

Третья коснулась ее руки, пальцы были холодными: «Ты самоубийца, солнце».

— Пока нет, — Лину передернуло.

— Я знаю, как давно длится твое «пока» и знаю, как долго это продлится. Три нобелевские премии по литературе, тихий дом в горах и куча собак около камина. Сказать тебе, что из этого сбудется до того, как ты воткнешь себе нож в шею? Как часто ты будешь пытаться жить в ожидании дня, хорошего настроения, как будешь искать таблетки без побочек. Как будешь притворяться уверенной в ожидании, пока ты реально опять станешь такой? Сколько улыбок утонет в слезах и отсутствии чувств?

— Заткнись — нога предательски затряслась под столом, в голову вернулись мысли.

— Не страшно, что ты хочешь сдаться. Но я могу дать тебе все. Без уловок, любое желание исполнится. Без перепадов настроения, без мыслей о деньгах. Я дам тебе покой, но не в смерти, а в жизни. Увидишь мир, покоришь его, если захочешь.

— Где подвох? — голова была тяжелой, захотелось упасть на стол или свернуться калачиком на полу.

— Желание только одно. О, ты думаешь сколько переменных? Каков шанс, что не умрешь в пожаре сегодня же вечером, что я просто не перемещу тебя в твое же будущее? — чужая рука все еще касалась Лины. — Но признай, разве стоит хоть капля твоих трудов тех результатов, что ты получила? Работаешь ради готовой еды, врачей и таблеток, которые возможно сделают твою жизнь хоть чуточку спокойнее. Одна душа, одно желание. Проблем много, но ты же представляла, как обманешь джина с пяти лет. Ты уже тогда знала, что просить.

Чужая ладонь на мгновение сжалась, она больше не была холодной, скорее теплой и подозрительно родной. Тихий шепот, неслышимый никому другому, произнес слова прямо в голове: «И я знаю, что ты попросишь, и я приму такую длинную формулировку».

Лина высвободила руку, стало холодно. Ее больше не держали, но прикосновение все еще чувствовалось на коже, покалывающим теплом. «Какое решение ты не примешь в жизни, ты всегда будешь жалеть, что не выбрал другой путь.» — зацикленная фраза, возникающая при любом выборе. Слезы полились сами собой. Она знала, что, взяв сейчас славу, деньги и талант, то где-то в будущем, сидя у камина, она выпьет пачку таблеток, потому что усталость продолжит проедать ее внутренности. А выбери она излечение, всю жизнь проведет в борьбе за этот несчастный кусочек признания. Скомбинировав желание, всегда можно что-то не учесть.

Она старалась собраться, но руки дрожали, слезы предательски не желали останавливаться. Усталость мешала думать, ее взгляд зацепился за трещину в столе. Она не решалась соглашаться или отказываться. Ее тело застыло, не шевелясь, словно одно движение, и все это окажется сном. Пока напряжение не перешло в мелкую дрожь.

— Это не сон, — чужой голос вывел ее из транса, и она повернулась на его зов, впервые за весь их разговор встретившись глазами с Третьей. Чужая радужка была такой, что почти не различался зрачок. Это все еще были глаза человека, но чем дольше она смотрела, тем сильнее ее затягивала их чернота, словно абсолютная тьма пещер. В них нет страха, сомнений и жалости.