Николай Геннадьевич Грошев - Нах. Часть 1

знало, что до Выброса они не успеют выйти на Кордон. Но солдаты пытались до последнего. До Кордона меньше километра, уже видно пулемётные вышки и первые секции Стены…, наверное, он поседеть успеет, пока её достроят…

Свет меняется. Скоро новый толчок.

Парни без сознания. Оружие на земле, лица серые, дышат они с трудом. Почему-то, только он остался в сознании. И Ромка – он у входа, напротив. Время от времени, Ромка широко открывает рот, словно кричит. На секунду открывает глаза и снова замирает, с трудом дыша. Почему-то, не слышно криков. Он, правда, кричит, или ему кажется?

Если они переживут Выброс, если…, двое мертвы. Из семи, двое на том свете, осталось пять.

Скоро его ждёт крайне неприятная командировка. Он снова повезёт домой трупы своих солдат.

Как же всё это достало…, Чечня, первый боевой опыт и первые боевые награды…, и весь его отряд остался там, весь отряд с которым он впервые вошёл в Грозный, все доединого мертвы. Часть из них он увозил домой, смотрел на лица матерей, друзей, сестёр, братьев, отцов…, в одном из домов, отец паренька, которому чеченские «борцы за свободу» отрезали половые органы и засунули в рот – ещё живому отрезали…, зря он посвятил их в детали смерти парня. Не зря запрещено это делать, чёрт возьми…, он был ещё молод, слишком молод, что бы молчать в ответ на настойчивые вопросы сломленных горем людей. Отец погибшего, мрачно выслушал его, вышел на улицу. Спустя минуту вернулся с топором и так же молча, попытался отрубить ему голову.

Больше он таких ошибок не допускал – а в части, едва вернулся, его порадовали понижением в звании, которое он заслужил, проливая кровь. Что б навсегда запомнил, что язык не помело, что не нужно родственникам павших, знать об их смерти всё. Им достаточно сказать, что солдат пал подобного героям Великой Отечественной. Им не нужно знать, как на самом деле они погибли, что случилось в действительности. Всё что им нужно – светлая память, которая хоть немного смягчит горечь утраты…, честность, правдивость, откровенность…, бред. Всегда есть то, что можно говорить, а есть то, что лучше оставить не высказанным.

Он вернул себе звание и получил ещё одно, больше уже не стесняясь на той войне. Боевики, они резали головы, уши, насиловали мертвецов - «борцы за свободу»…, они убивали сопливых юнцов, которые даже не подозревали, что дело дойдёт до настоящей войны.

И он больше не стеснялся. Он убивал всех. Резал головы, подобно чеченским «воинам». Убивал женщин, что бы больше не рожали таких выродков. Убивал детей, что бы они ни выросли такими же выродками. Сжигал селения, что бы этой мрази негде было жить. Отрезал уши и делал из них ожерелье…, стоп. Что-то не так. Ожерелья из ушей – это ведь не он делал.

Такое «украшение» таскал на шее Витька Салажонок. Сначала как будто в шутку – смеялся, дескать, в фильме видел, тоже хочу, как амеры во Вьетнаме. А потом жутковатая шутка как-то затянулась, ушей на нитке стало больше, Витька перестал пугать своими «бусами» новых бойцов, пришедших на замену покойным. Он стал как-то иначе относиться к своему «украшению».

В какой-то момент, парень начал таскать свою кошмарную бижутерию везде и всюду.

Они привыкли, внимания обращать перестали. И когда отряд отозвали в тыл, никто не обратил внимания – ожерелье на шее товарища по оружию, стало своего рода, неотъемлемым предметом одежды.

Когда ожерелье увидел полкан из штаба – врезал ему в нос и сорвал он ожерелье это…, Витька не упал от удара здоровенного толстяка, наверное, никогда и не видевшего войны своими глазами.

Салажонок достал нож и зарезал полковника прямо на плацу, перед поднятым флагом РФ. Пока народ очухался, пока до всех дошло, что случилось - Витька успел отрезать ему уши.

Его пристрелили прямо там…

Почему он это вспоминает сейчас? Чечня давно в прошлом. Больше десяти лет прошло. Он не смог без войны, он слишком привык к ней. Командир подразделения, разнёсшего в пух и прах ни одну бригаду боевиков, он вдоволь побегал за ними по горам и лесам…, что ему делать на гражданке? Работать охранником, грузчиком, может ментом?

Тьфу, блевать тянет. Война въелась в кровь. Он не до конца отомстил за всех, чьи тела были обезображены, он пролил ещё слишком мало крови, что бы почтить погибших друзей. Этой крови должны быть реки, океаны – нет столько

--">