Антон Краснов - Семь отмычек Всевластия

страдальца Фабьена еще долго болело прокушенное ухо и ныли ребра, в которые «мумия Ни-Несу-Усерета» колотила своим могучим древнеегипетским локтем.

А теперь — каково издевательство! — Фабьен должен рыть холм, пять раз перекопанный два года назад, а «мумия», удачно выкарабкавшаяся в начальники экспедиции, сидела в джипе и ничего не делала, как и положено истинно мумифицированному организму.

Впрочем, в глубине души и толстый Фабьен, и мушкетер Луи-Арман д'Орбиньи, и сын лионского еврея-ювелира Робер сознавали, что попали в синекуру. На курорт. Получают деньги за работу, уже выполненную два года назад, а если бы не ушлый полурусский, то не миновать бы им настоящих раскопок, полных труда и даже лишений. К слову, в последнее время Фабьен чаще держал в руках коктейль со льдом, чем заступ: еженедельные выезды в Каир и города поближе позволяли такое.

При этом Пелисье умудрялся выбивать еще и премии. Жан-Люк на полную катушку использовал свои смекалистые русские гены.

Первым не выдержал Робер — самый ленивый во всей партии. Остальные, впрочем, тоже от него не отставали. Но если Луи-Армана поддерживало его французское остроумие, а Фабьен был добродушен, как все пузатые толстяки, то Робер ничем не мог завуалировать свое явное желание отвертеться от работы и потому демонстрировал это, вопя в полный голос.

— Хватит, — сказал он, — довольно. Я не понимаю, к чему все это. Мой папа, лионский ювелир, говорил…

— Ну будет, будет, — лениво оборвал его Фабьен и, прикрывая глаза рукой, посмотрел на заходящее солнце. Лоснящиеся отблесками потоки красноватого света, словно струи священного Нила, накатывались с горизонта. — Нам всем надоело.

— Если бы была настоящая работа… — ныл Робер. — У меня Сорбонна, у меня классическое образование, я бакалавр археологии. Я должен вести научную работу, серьезные и перспективные разыскания. А пересыпать мертвые груды песка, ничего не содержащие, потому что уже исследованы, — это не мое. У меня Сорбонна, у меня…

— Ясно, — снова вмешался Фабьен, широко улыбаясь. — У тебя Сорбонна, у тебя папа лионский ювелир. Это мы уже уяснили давным-давно. Ну, хорошо, — он глянул в сторону и натолкнулся взглядом на выходящего из джипа сонного Жан-Люка, широко зевавшего запрокидывая голову и разводя в стороны руки, словно проделывал гимнастику, — я тоже думаю, что пора сворачивать работу. Если это… кхе-кхе!.. можно именовать работой!

— Ага, — кивнул и Луи-Арман.

— Вот только копну еще раз пять — для очистки совести! — заключил Фабьен, энергично беря в руки лопату.

И он принялся чистить свою совесть.

Робер и Луи-Арман, как выяснилось, мало интересовались этим процессом. Они отвернулись и стали поглядывать в сторону походной кухни, над которой принялся священнодействовать поднаторевший в кулинарии Жан-Люк Пелисье. Он одинаково хорошо разбирался и во французской, и в китайской, и в русской, и в грузинской, и в итальянской кухне. Его кулинарные таланты портил лишь один штрих: рослый, осанистый, с прекрасным аппетитом, Жан-Люк мог в один момент уплести все приготовленные блюда вне зависимости от их количества, консистенции и даже качества. Поэтому за начальником археологической партии следовало присматривать, чем и занялись Робер и Луи-Арман.

Фабьен меж тем энергичными взмахами лопаты очищал свою совесть. На четвертом копке лопата зависла, а в голове синхронно проклюнулась мысль: не перетрудился ли он? Впрочем, толстяк встряхнул головой и последний раз с силой вонзил лопату в пустой, ничего под собой не содержащий жаркий песок египетской пустыни.

Натолкнувшись на что-то твердое, лопата заскрежетала. Фабьен отдернул руки, словно обжегшись. Робер и Луи-Арман одновременно обернулись.

— Камень, — разочарованно сообщил Фабьен, — скол горной породы. Тут полно таких разбросано. За пять тысяч лет-то.

Но все же, не удовлетворившись собственным объяснением, накинулся на лопату и стал быстрыми, энергичными движениями откидывать песок. Лопата лязгнула несколько раз. Фабьен опустился на колени и стал работать уже в таком положении. Потом он наклонился вперед и опустил голову в образовавшуюся ямку.

— Там ничего не может быть, — печально констатировал за его спиной человек-аист, — потому что тут все перерыто десять раз и на три метра в глубину. После находки-то той мастабы… А как же иначе? Если бы я руководил той экспедицией, я поступил бы еще основательнее…

Луи-Арман --">