Константин Константинович Случевский - Профессор бессмертия

которые делал ручеек, скатываясь от горы к Волге, как бы стараясь продлить свое существование, в нем от истока до устья было никак не менее двухсот сажен длины. Последний извив его был особенно любопытен; ручей, круто повернув назад, почти от самой Волги, приближался к своему истоку; вернувшись к нему издали, он был, казалось, уже так близко к цели своего возвращения, к своей колыбели, – но могучая осокорь, словно вспенив жирную, твердую почву своими корнями и подняв ее, направляла возвращавшегося сына земли назад, вспять, в странствие, к Волге; источник попадал в небольшое, ровное русло и сбегал к Волге, уже без всяких извивов, прямехонько, всего сажен пятьдесят, точно убедившись в тщете своих стараний, тихонько журча по мелким камешкам, по тихому-тихому склону. Богатая вода источника делала летом из этого уголка, под защитою высоких откосов, рай земной. Давно ли существует этот источник, Бог его знает, но верно только то, что в долгие-долгие годы он намыл и образовал подле себя богатый сочный нанос чистейшего чернозема и что подле него, подле его чистых, хрустальных струй, на жирной земле, под ласкою южного солнца, разрослись и красовались такие образчики растительного царства, которым мог бы позавидовать любой ботанический сад.

– Далеко ли до Родниковки? – так называлось владение Петра Ивановича, спрашивает у ямщика случайный проезжий.

– А вот она ужо из земли вынырнет, барин! – отвечал ямщик. – Недалече!

Трактовая дорога пробегала саженях в пятидесяти от домика Петра Ивановича, открывавшегося подъезжавшему действительно сразу от края берегового отрога. Ямщики с великим удовольствием заезжали в Родниковку: их накормят, напоят, а если чего не дай Бог, в семье у ямщика больной есть, или сам он чем болен, или другой кто больной просил по пути завезти, так Петр Иванович и совет даст, и лекарство даром отпустит.

Жена Петра Ивановича, женщина лет тридцати, Наталья Петровна, красивая и бойкая, считала мужа только безумцем; когда-то фельдшерица, взятая им в жены, она не ценила его; он видел в ней болтушку, кокетку и, против всякой очевидности, думал, что на этом она и останавливается. Никоим образом не представлял он из себя Отелло, но не имелось подле него и Яго, который задался бы мыслью раскрыть ему глаза. Дело шло как по-писаному: Наталья Петровна брала от жизни все, что хотела взять, а Петр Иванович оставался в неведении и любил жену бесконечно. Насколько в уезде и губернии чтили в народе его, настолько ее не жаловали. Всякого, направлявшегося в Родниковку, злые языки предупреждали, что для Натальи Петровны в ее похождениях – море по колено, и что добрейший в мире муж ничего решительно не знает и, по-видимому, даже не хочет знать.

II

Занялось прекрасное июньское утро над Волгою. Вспыхнуло оно где-то далеко, за необозримыми степями левого берега, и залило красным полымем усадьбу Петра Ивановича, притаившуюся под тридцатисаженным отрогом правого берега, лицом прямо на восток. Пойдет солнце на полдень, наклонится к западу, и усадьба будет объята мягкою полутенью, прохладою. Рай земной! Но теперь, ранним утром, все невеликие комнатки ее были залиты косыми, красными лучами востока; блистал жемчугами и алмазами родник, а в садике, подле него раскинутом, пылали и светились насквозь тысячи всяких розовых, голубых, пунцовых и белых цветов, причем особенно нежно сквозили, словно наливаясь алою кровью жизни, белые лилии, исключительно любимые хозяином.

– Я их особенно люблю, – говаривал Петр Иванович, потому что лилия – цветок Благовещения! Кругом меня степь, обильно поросшая полынью, о которой не раз упоминается в «Апокалипсисе», когда намечаются мрачные краски последних дней мира; подле меня, в саду, дорогой мне цветок Благовещения. Когда-то все, нынче посохшие, безводные степи Иорданские покрывались лилиями Соломоновых песен; оттого-то, что их было там так много, и взята она Архангелом Гавриилом, по пути, в час благовествования; ну и люблю я их очень, потому что очень люблю самое Благовещение!

– Да ведь вы в праздники не верите?

– А все-таки Евангелие первая в мире книга, и повествование о лилии взято непременно с натуры. Кто из нас не ожидает какого-либо благовещения? Я, вот, в церковь, действительно, мало хожу, а благовеста церковного, без отзыва ему в сердце, слышать не могу. Я не имею поводов, к великому моему горю, признать в силу умственных заключений божественности Святого Писания – но я словно --">