А Р Морлен - Никакой рай не будет раем...

все тело немеет от ожидания… в то время как женщина, ответственная за содержание престарелых, продолжала сыпать словами, рассказывая о том, что никто не видел старика с тех пор, как он сел в проезжавшую машину с канадскими номерами, что означало, что он мог уехать куда угодно, но, возможно, направился в сторону Нью-Йорка. Я покачал головой, хотя женщина на другом конце провода не могла видеть моего движения, и ответил:

— Нет, мадам, здесь его нет. Он должен быть где-то неподалеку. Я в этом уверен. Если его нет в Литл Иджипт, тогда он, возможно, в другом штате. В Кентукки… поищите там, где есть реклама табака Каца…

— Что?

Я приложил трубку к груди, пробурчал «Ах ты глупая старая перечница!», чтобы успокоиться, а затем сказал:

— Он рисовал рекламу на сараях… он прощается с ними. — Когда я произнес последние слова, я удивился тому, что именно это пришло мне на ум… и мой инстинкт художника — инстинкт, который разделяли мы с Гарни — подсказал мне, что я действительно был прав.

Несмотря на то что женщина из дома престарелых получила от меня всю информацию, она больше не звонила мне после того, как тело Говарда Гарни нашли в некошеной траве, окружавшей один из сараев, на которых была запечатлена его работа.

Я узнал о его смерти одновременно с другими людьми, которые смотрели Си-эн-эн поздним осенним вечером, по сети показывали его ранние и поздние работы вместе с сентиментальным некрологом, который завершался показом «маленьких кисок», возле которых и было найдено его тело. Камера приблизилась к Миш-Миш, показывая серо-белую шерсть на мордочке, персиковое пятно под глазом, и эта киска выглядела так реально, что каждый, независимо от того, любит он кошек или нет, мог понять что Говард Гарни был не просто художником. Он был гением, таким же великим, как Грандма Мозес или другие художники такого же плана.

Дж. Суарес был первым, кто издал книгу, посвященную Кошкам Каца, так стали известны творения Гарни. Знаменитые фотографы, такие как Херб Риц, Энни Лейбовиц и Аведон, приняли участие в работе. Меня среди них не было, я занимался другими фотографиями для одного из обществ борьбы со СПИДом. Потом появились специальные репортажи о нем, и даже выпустили почтовую марку с его портретом и фотографией одной из кошек Каца.

Ирония заключается в том, что Гарни вряд ли получил бы удовольствие от всей той шумихи, которая была раздута вокруг его работ, — то, что он делал, было слишком личным. И дело даже не в том, что он с такой теплотой рассматривал портреты своих «девочек» у меня в машине, и даже не в том, что он поделился со мной своей детской мечтой стать таким же маленьким, как котенок. Был один положительный момент в том, что его работы были представлены публике. Это дало мне возможность понять, что на самом деле случилось с ним, и для этого даже не нужно было приезжать в маленький город, где я познакомился с ним, или видеть дом престарелых, ставший его пристанищем.

Какие-то полицейские нашли его тело, оно лежало в высокой траве рядом с сараем, на котором он рисовал своих «девочек», он лежал на левом боку, свернувшись калачиком, прикрывая лицо руками, совсем не так, как спят или отдыхают кошки. Очевидно, у него был сердечный приступ, но не это было причиной его искаженного лица, очевидно, его покусали муравьи. И не важно, что написали в протоколе полицейские, не надо быть врачом, чтобы знать, что сердечный приступ не бывает безболезненным.

Возможно, Говард Гарни не собирался прощаться со своими созданиями во время своего импровизированного путешествия, может быть, у него просто появилась ностальгия после того, как он просмотрел фотографии, которые я дал ему.

Странно, зачем ему был нужен этот альбом, ведь он и так помнил всех своих кошек, которых когда-либо создавал, но ведь никто никогда не узнает о том, что заставило его заняться этой работой в эпоху Депрессии и превратить это в смысл всей жизни. Возможно, мое решение собрать все фотографии его работ и привело его к смерти, о которой я услышал по Си-эн-эн. Но даже если это так, я не могу себя в этом винить — в конце концов Гарни не всю жизнь рисовал кошек, ничто не мешало ему рисовать на холсте, но я думаю, что Гарни это вовсе не было нужно.

Разве он не говорил, что то, чем он занимался, было для него работой, ведь надо было что-то делать… Я сомневаюсь, что рисование для него было чем-то практичным и что он мог предвидеть день, когда его кошки сойдут со стен сараев и --">