Энн Райс - Невеста дьявола

приблизился бы к этому бассейну, но мне было приятно смотреть, как в нем плещутся ребятишки, действительно приятно.

Чудесно сознавать, что все это возможно благодаря старому дому, и не важно, есть в нем Роуан или нет. Есть в нем я или нет.

Но около пяти, когда веселье пошло на спад и кое-кто из детей уже успел уснуть, а все остальные ждали последнего парада, моему покою пришел конец.

Оторвавшись от «Войны и мира», я увидел перед собой Эрона и тетушку Вив. Я заранее знал, о чем пойдет речь.

Я должен одеться, должен что-то съесть, хотя бы попробовать блюда без соли, которые Генри с такой тщательностью приготовил для меня. И просто обязан спуститься вниз.

И я должен пройтись до авеню, говорила тетушка Вив, чтобы увидеть хотя бы последний парад Марди-Гра.

Как будто я сам не знал этого.

Эрон, до этого молчавший, предположил, что, возможно, мне будет полезно побывать на параде после стольких лет и развеять скопившуюся мистику. Разумеется, он будет рядом со мной весь парад.

Не знаю, что на меня нашло, но я согласился.

Я надел темный костюм, галстук, как полагается, расчесал волосы, любуясь на седину, и спустился вниз, чувствуя неуверенность и скованность после стольких недель, проведенных в халате и пижаме. Тут же начались объятия и поцелуи, посыпались теплые приветствия десятков родственников Роуан, которые слонялись повсюду. Как я хорошо выгляжу! Как я окреп! И тому подобные утомительные замечания – все из лучших побуждений.

Майкл, сердечник-инвалид. Я задохнулся от того, что просто спустился по лестнице!

Как бы там ни было, в шесть тридцать я уже медленно брел на парад в компании Эрона. Тетушка Вив вместе с Беа, Райеном и толпой других родственников ушла вперед. Начали бить те самые барабаны, выстукивая дьявольский бешеный ритм, словно сопровождая осужденную ведьму, которую везут в тележке к поленнице дров.

Я ненавидел этот бой всем сердцем, как ненавидел огни, освещавшие парад, но я знал, что Эрон прав. Я должен это увидеть. А потом, я не испытывал никакого страха. Ненависть – это одно, страх – совсем другое. В своей ненависти я был совершенно спокоен.

Народу собралось мало, так как был конец дня и конец праздника, и мы легко отыскали удобное место, чтобы наблюдать за шествием, посреди примятой травы и мусора после целого дня суматохи. Я прислонился к столбу, сложив руки за спиной. Вскоре появились первые платформы.

Жуткие, кошмарные, дрожащие фигуры огромных размеров из папье-маше, совсем как в моем детстве, медленно плыли по улице над ликующей толпой.

Помню, как отец выговаривал мне, семилетнему: «Майкл, ты ведь не боишься ничего того, что настоящее? Значит, ты должен преодолеть свой нелепый страх перед этими парадами». Он был прав, конечно. К тому времени у меня развился жуткий страх перед этими шествиями, я превращался в настоящего плаксу и портил праздник Марди-Гра ему и матери. Это правда. Вскоре, однако, я научился преодолевать свои страхи. Или, по крайней мере, научился с годами прятать их.

И что же я видел теперь, когда факельщики промаршировали с важным видом со своими красивыми чадящими факелами, и барабанный бой становился все громче, возвещая о гордом приближении первого из больших школьных оркестров?

Просто любопытное зрелище, не более. Во-первых, было слишком много света. При таком мощном уличном освещении все эти факелы были всего лишь данью традиции – толку от них никакого. А мальчики и девочки, игравшие на барабанах, были всего лишь симпатичными детьми с яркими мордашками.

Затем под приветственные крики и визг появилась королевская платформа с огромным высоким троном, великолепно украшенным. Да и король тоже смотрелся величественно в своей короне, усыпанной камнями, в маске и длинном завитом парике. Какое расточительство, весь этот бархат. И конечно, он размахивал золотым кубком с таким величественным видом, словно не являлся участником одного из самых нелепых зрелищ во всем мире.

Безобидно, все это было безобидно. Никакой тьмы или ужаса, никого не собираются казнить. Внезапно меня дернула за руку маленькая Мона Мэйфейр. Не соглашусь ли я взять ее на плечи, спросила она, а то ее папочка устал.

С удовольствием, ответил я. Самое трудное было посадить ее на плечи, а затем выпрямиться – задача не для старой развалины. Я чуть не умер! Но все-таки справился, и она отлично повеселилась, с визгом ловя дешевые бусы и пластмассовые стаканчики, сыпавшиеся на нас с проезжавших платформ.

И --">