Карина Сергеевна Шаинян - С ключом на шее

Рухнула на стул, вытянув ноги на середину кабинета.

– Надо кофе, – пробормотала она, обращаясь к своим ботинкам. – Или пулемет. Кофе и пулемет. И розги.

Завкафедрой, нелепо-огромный для такого маленького кабинета, переминался рядом со своим столом, как боксер на ринге, поглаживая покрасневший шрам на лбу. В противоположном углу раздраженно листала курсовые Ирина. Обычно безупречная до незаметности, сейчас она выглядела чуть встрепанной.

– Так плохо? – краем рта улыбнулась она.

– Чистых кружек не осталось, – рассеянно отмахнулся Клочков. – Лучше скажите… Вы наверняка специалист в таких делах! Так скажите мне, Яна Александровна, как вызвать гномика?

– Намазать зубной пастой дверную ручку в туалете, – машинально ответила она.

– Видите! – торжествующе повернулся Клочков к Ирине. – Куда лезете со своими нитками? Выключить свет, намазать…

– Но вы не можете с этим работать, – перебила Яна.

– Начинается… – Клочков возмущенно покрутил толстой шеей.

– Вы заранее знаете правильный способ, – упрямо договорила Яна. – Вы – носитель. – Она прищурилась на сероватую ксерокопию статьи на столе Клочкова. – Ракарский? Вы бы еще Кастанеду в источниках указали!

– И укажу, если надо будет. Ты маньяк, Нигдеева! Я носитель фольклора, а не чумы!

– Это один черт… Жрать охота, – вздохнула она.

– Тебе вечно жрать охота…

– И кофе.

Не вставая, она дотянулась до кружки, поморщилась, глядя на размазанную по стенкам кофейную гущу. «Да тихо ты!» – громко сказал кто-то в коридоре. Из-за двери донеслись нервные смешки. «Давай, не бойся», – послышался отчетливый шепот. Дверь кафедры со скрипом приоткрылась, и в щель просунулась голова. Яна скользнула взглядом по полузнакомому лицу, гладким каштановым волосам.

– Это вроде твоя, – подсказала Ирина.

Яна уныло кивнула.

– Зачет… – проговорила студентка. – Я опоздала… по уважительной… Можно?

– Очнулись! – фыркнула Яна. – На пересдачу.

Студентка упрямо протиснулась в кабинет, сжимая зачетку обеими руками.

– Но, Вендига Александровна… – решительно заговорила она – и оборвала сама себя, в ужасе прижав пальцы к губам.

«Ой, мама», – трагически выговорил кто-то за дверью. Клочков радостно подобрался.

«Сейчас закопает», – убежденно прогудел юношеский бас.

Студентка всхлипнула и бросилась вон.

– Чего это она? – удивилась Яна.

Клочков, корчась, замотал головой.

– Ну хотя бы ныть не стала, – пожала плечами Яна. – И почему все считают, что, если поныть, я передумаю?

– Ты еще спроси, почему тебя прозвали Вендигой…

Взгляд Яны расфокусировался; несколько секунд она беззвучно шевелила губами, потом пожала плечами.

– Анаграмма?

Клочков прыснул.

– Да! – почти выкрикнула Ирина с непонятным облегчением. – Да, конечно!

– И давно?

– Лет пять уже.

– Остроумцы чертовы…

– Мы думали, ты знаешь, – виновато сказала Ирина.

– Да откуда?!

– Обычно люди такое знают, – встрял Клочков. – А что твой кулончик – из человеческой кости, ты тоже не знала? Откуда он, кстати?

– В детстве подарили, – быстро ответила Яна и поправила воротник. Желтоватый резной цилиндрик скрылся под тканью.

– А если ты в него свистнешь, вся группа завалит сессию, никто не спасется, – добавила Ирина.

Яна оживилась:

– А ведь это фольклор! Надо в следующем году подкинуть в темы для курсовых, неплохая работа может выйти, если с умом… Надо кофе.

– Так помой кружку, – усмехнулась Ирина.

– Или пей из черепа студента, – предложил Клочков и вдруг хлопнул себя по лбу. Сдернул с подоконника жуткую тряпку. – Кстати о черепах, тебе тут просили передать… Это что, кусок савана?

Длинная полоса ткани походила на шкуру дохлого чеширского кота в изображении безумной вязальщицы. Эту штуковину сплели из того, что нашлось под рукой: замусоленных обрывков толстых ниток, веревок, длинных лоскутов ткани. Из всего, что можно найти в квартире, где живет бабушка-рукодельница. В очень старой квартире.

Яна взяла вещь двумя пальцами, будто вовсе не желая ее касаться, и прищурилась. Пушистые на вид серо-зеленые нитки, обрамляющие край, неприятно кололись. К этому ощущению полагались зима, метель, негнущиеся рукава искусственной шубки в крапинку, сползающая на глаза шапка. Намотанный выше носа шарф, покрытый влажной изморозью…

Нитки и веревки переплетались, налезали друг на друга, как щупальца. Но в этом хаосе была система. В нем был смысл, от которого --">