Буало-Нарсежак - Весь Буало-Нарсежак в одном томе

уверяю тебя. Ты хорошенько отдохнешь. Тебе же нужен отдых.

— Да, знаешь…

В глухом голосе звучали слезы. А ведь он поклялся себе ничего ей не говорить, не жаловаться. Он выше, он должен быть выше неудачи. И никогда не признается Симоне в поражении. Но вот Симона рядом, смотрит на него. Нежно, снисходительно, с материнским терпением. И будет так смотреть, пока он все не выложит. Сопротивляться бессмысленно, она вытянет по словечку всю унизительную историю, а когда убедится, что слушать больше нечего, положит его голову себе на плечо: «Бедненький ты мой!» И снова, в который раз, Сильвен будет уничтожен сознанием своего поражения.

«Что бы ты без меня делал?!» — шепнет Симона, обнимая его.

— Нет! — закричал Сильвен. Он поставил чемодан прямо в лужу. — Нет! Хватит с меня.

— Сильвен, прошу тебя, не надо. На нас смотрят.

— Ну и плевать! И зачем я сюда приехал?! Лучше бы…

Симона подняла чемодан, но Сильвен схватил ее за руку:

— Слушай, Симона, лучше бы мне покончить с собой. Я чуть не сделал это вчера вечером…

Сильвен увидел, как она побледнела, и злая радость хлынула ему в сердце.

— Раз им не нравятся мои картины, раз мне завидуют, меня презирают, нечего больше ждать…

— Ты сошел с ума, Сильвен.

Он невесело захохотал:

— Если бы! Нет, даже в этом мне отказано. Я в здравом уме, не бойся!

— Сильвен, ты еще так молод! Начнешь все сначала.

— Ни за что! Кончено. Больше не притронусь к кисти. Найду себе работу, не важно какую! Пойду чернорабочим! Конторщиком! Или буду малевать «виды»: поля, пляжи, кораблики… прилизанные такие картинки, почтовые открыточки. Ты ведь этого хочешь, а? Буду заниматься мазней на потребу воскресным туристам. Откроем лавчонку между киоском мороженщика и булочной, детишки будут глазеть, как я рисую, а старики ахать: «Потрясающе! До чего похоже! Почти как фотография».

Симона только моргала. Наконец Сильвен замолчал, упоенный отчаянием. Он потянулся было к чемодану, но Симона отвела его руку.

Тогда молодой человек засунул руки в карманы и, нарочито медленно передвигая ноги, двинулся за сестрой со злой усмешкой на губах.

— Здесь? — проворчал он, когда Симона остановилась перед гостиницей. — «Каравелла»! С ума сойти! Лучше б назвали «Калоша».

А сам между тем кокетливо провел рукой по волосам, застегнул на все пуговицы жакет, достал из кармана перчатки. Мадемуазель встретила их в вестибюле, и Сильвен благородно раскланялся.

— Мой брат, — представила его Симона.

Мадемуазель в одно мгновение подметила все: чемодан, удрученное лицо Симоны, горькую мину Сильвена. Она улыбалась, но руки оставались в напряжении. Она сжала их и стала медленно потирать ладони.

— Надеюсь, вам понравится в Беноде, господин Мезьер.

— Уверен, что понравится! — бодро откликнулся Сильвен.

«С посторонними-то он вон как!» — подумала Симона, поднимаясь с чемоданом в руках по лестнице. Анн-Мари прижалась к стене, чтобы пропустить их. Она покраснела и проводила взглядом элегантного молодого человека, который, проходя мимо, поздоровался и оценивающе скользнул глазами по ее бедрам и груди. Красавец! Анн-Мари позавидовала Симоне.

— Могла бы найти что-нибудь получше! — сказал Сильвен, едва Симона закрыла дверь комнаты. — Мышеловка и та просторнее.

— Может, ты и прав, зато пансион стоит всего…

— Да знаю, знаю! — Он закурил, отодвинул занавеску и, не повернув головы, прибавил: — Дожили.

— Если бы ты знал, сколько у меня осталось! — шепнула Симона.

Она раскрыла чемодан и стала развешивать на плечики одежду Сильвена, раскладывать по полкам его белье. Несмотря ни на что, она была счастлива. Брат рядом. Она слышит его дыхание, чувствует резкий запах его американских сигарет. Курил он только «Кэмел», уверяя, что от французского табака у него желтеют зубы. Сильвен барабанил пальцами по стеклу.

— Вечно ты преувеличиваешь! — вздохнула Симона.

Неожиданно Сильвен резко повернулся и закричал, вне себя от ярости:

— Это я-то преувеличиваю? Ты что, действительно не понимаешь, что меня уничтожили! Стерли в порошок! Отзывы в газетах были кошмарные! Даже Вермандуа в конце концов отвернулся! Примитивная мазня… халтура… детский лепет под Пикассо… ни малейшего представления о композиции… декадентская чушь… Бог знает что еще! Они сговорились, это ясно! Я им мешаю! Я у них как бельмо на глазу! Вот они и не дают мне ходу! --">