Анна Фурман - Пугало

молнией пораженный и побледнел, увидев, что крестовина, на которой вчера он собственноручно распял несчастного паренька, опустела. Под распятием, в серо-лиловой луже, все так же валялся мешок, остатки гнилых овощей источали миазмы плесени, побитые колосья гнулись к земле, но Джека нигде не было.

Рядом раздалось мерзкое чавканье – это подоспевший Дино пнул грязевую лужу.

– Э-э-э… – многозначительно протянул Рэнди Болтун.

– Его чертовы вороны отвязали?..

На крестовине болтались веревки. Не срезанные, не порванные, а аккуратно развязанные веревки, будто чьи-то нежные и заботливые руки освободили жертву злого розыгрыша и увели с собой, прочь от ледяного кошмара.

– Может, фермер? – предположил Тесак.

– И какого хрена он забыл здесь но-о-очью? – ответил Камыш.

– Мамаша? – подал голос Болтун.

– Она была в стельку пьяной еще вчера, когда мы тырили у нее из амбара бухло, – Камыш отметал одно предположение за другим, оставаясь при этом в своей манере: нарочито спокойным и пугающе отстраненным.

– Кар! – большая черная птица уселась на крестовину и осознанным взглядом уставилась на компанию.

Камыш тут же поднял с земли камень и, метко прицелившись, бросил его в ворону. Птица вспорхнула за секунду до того, как камень просвистел над крестовиной. Гарри прищурился. Ему показалось, что все происходит в разы медленней, чем должно быть в реальном мире. Он почти сумел разглядеть воздушные волны от взмаха черных крыльев. Ворон грациозно увернулся и приземлился обратно.

– Кар! – поплыло над полем в застывшем воздухе. Время и вправду остановилось. На долю секунды без следа исчез ветер, замерли колосья, прекратился шелест. Только важный ворон повернул голову. “Кар” прозвучало как проклятье.

29 октября 1929 года. Где-то в округе Антрим, штат Мичиган

Дино Делейни, пошатываясь, вышел из бакалейной лавки. Грязь противно чавкнула при встрече с потертым ботинком из грубой кожи. Дино едва держался на ногах – вчера он выпил слишком много, а значит, сегодня ему необходимо было похмелиться.

– Кар! – огромный ворон, черный настолько, что могло показаться, будто кто-то вырвал из пространства кусок в форме птицы, наблюдал за пьянчугой с вывески магазина.

– Ты что, следишь за мной, а-а-а? Поганая тварь, – огрызнулся Дино.

– Кар! – ответил ворон.

Прижимая бутылку горькой, якобы лечебной настойки к груди четырехпалой ладонью, Дино стал медленно наклоняться. Он заметил камешек у витрины и хотел прогнать назойливую птицу, но замер, увидев за стеклом алтарь грядущего праздника.

– Как тебе моя тыква, Дино? – добродушно громыхнул хозяин лавки, вышедший подмести листву. – Красота, а? Сынишка вырезал ее сам.

Гигантский лоснящийся оранжевый бок украшали кривые разрезы, призванные изобразить рот, нос и глаза. Оскал, демонстрирующий острые зубы, вовсе не показался Дино красивым или хотя бы дружелюбным. На одну секунду, нет, на долю секунды Дино замер, вглядываясь в тыквенное “лицо”, а потом отскочил от витрины, едва сдержав крик: ему почудилось, что под оранжевой маской на куске дерюги лежит человеческая голова и таращится на улицу мертвыми мутными глазами.

Бакалейщик принял реакцию Дино за восторг и поспешил добавить:

– Это зовется фонарем Джека, во как.

Дино показалось, что его сердце остановилось и пропустило пару ударов. Кровь отлила от красного одутловатого лица. Дино машинально поднял глаза – вывеска покачивалась на ветру. Проклятая птица испарилась, словно ее и не было.

В ночь с 31 октября на 1 ноября 1929 года. Округ Антрим, штат Мичиган

Дино Делейни окончательно обезопасил дом, заколотив последнее окно изнутри. Он отложил молоток и осмотрел комнату. Все ее скудное убранство составляли стол, стул и древний комод на спиленных ножках – остальное пришлось продать, чтобы не умереть с голоду. На комоде одиноко стояло фото в простой деревянной рамке. Счастливое семейство: бледная хрупкая женщина с усталыми глазами и тусклой натянутой улыбкой, щуплый парнишка лет семи в смешной кепке и сам Дино – высокий, крепкий, с хищным оскалом и колким прищуром.

Дино все еще лелеял то утро, когда проснулся в доме один, как лелеют пульсирующую болью рану. Жена наспех похватала пожитки, выгребла заначку из комода, тихо, под пьяный храп мужа выбралась из плена опостылевшего брака и покинула город навсегда, одной рукой придерживая мешок с вещами, а другой сына. С тех пор Дино и вовсе не --">