Константин Томилов - Бедный Художник

запачканную разноцветную тряпку и плохо отмытую банку. Налив в банку воды и размашисто, что-то неслышно бормоча под нос, перекрестившись, начал РАБОТУ.

Первые зеваки остановились у него за спиной через три-пять минут. Через пятнадцать толпа уплотнилась человек до тридцати. Где-то на двадцатой минуте, когда стеснившаяся позади старика толпа достигла такой величины, что задние ряды вставали на цыпочки чтобы увидеть, что же происходит там, куда их не пускают благоговейно держащие дистанцию от происходящего на их глазах чуда, первые ряды, позирующая для рисунка дамочка попыталась встать и выяснить.

– Сидеть!!! – грозно рявкнул на неё старый художник, – попробуй только шевельнись ещё и я порву рисунок!

Женщина трепещуще сникла.

– Нихрена себе, – хрипло выдавила из себя "Трындычиха", нахально растолкавшая толпу зевак и казалось всем существом вникающая в только что созданный шедевр. На простом листке белой бумаги молодая златокудрая красавица, облачённая в нежно розовое, как сотканное из лепестков, платье, гордо вскинув венчающую божественное тело, изящную головку, улыбалась всем своим существом. Радостно смеялись изумрудные глаза, жемчужинами блестели зубы, дерзко вздёрнутый носик говорил сам за себя, нежнейшие розовые губы жаждали поцелуев. Вся фигурка, казалось только присевшей, и готовой сию секунду устремиться в головокружительный танец вместе с бравым гвардейским офицером, поспевшей для разудалой жизни девушки, "кипела" ощущением праздника. Казалось вот-вот, и вся она, как новогодняя хлопушка, лопнет и рассыплется фужерами шампанского, пирожными, изысканными фруктами и парящими в воздухе разноцветными конфетти.

– Конечно, за такое и три тыщи, не только "рубасов", а и "баксов" не жалко, – потерянно вынесла вердикт "Трындычиха" и растолкав пришибленно редеющую толпу пошла прочь.

Торопливо соскочившая со скамейки "модель" семеня подбежала и глянула "на себя". Увидав своё "божественное отражение" охнула и согнулась как от удара ножом в живот.

– Ох, простите, простите меня, – плача, как побитая собачонка "заелозила" она перед стариком, – у меня с собой только пятьсот. Специально так взяла, думала у всех одинаково, вот и, думала, когда рисунок будет готов, то и предложу, а там уж, если не согласится, то рисунок не буду забирать…

– Думала она, дура, думала, – сердито пробормотал под нос старик, вытирая кисти об тряпку, – не надо, – небрежно отстранил он дрожащую полную руку с пятисотрублёвой бумажкой, – себе этот портрет оставлю, раз достойно оплатить его не хочешь.

– Дед, – сдавленно просипел подошедший вместе с "Трындычихой" Сан Саныч, – продай мне, я тебе за него "пятёру", – вытянув из кармана пачку скрепленных зажимом банкнот отделил от них пятитысячную и протянул старику.

– НЕТ!!! – отчаянно взвизгнула дамочка, – это мне! Это моё! Я сейчас, я здесь! Здесь банкомат, я быстро! Вы все свидетели, – ткнула пальцем в медленно редеющую толпу.

Она действительно прибежала очень быстро. Астматически задыхаясь протянула старику деньги, как ребёнка прижала к себе, отданный ей, бумажный лист и побрела невидяще лупая перед собой плачущими глазами, шатаясь и спотыкаясь как пьяная.

– Слышь, старик, – остановила собравшегося было уходить художника Надежда Николаевна, – я поняла кто ты и зачем здесь, но только я тебя, просто так не отпущу. Завтра придешь и всё это повторишь. Для меня. Или я, ту старушку у который ты временно остановился, чтобы денег подзаработать, со свету сживу, я из этого "божьего одуванчика" все космы повыдираю. Так что, убежать отсюда сегодня, даже и не думай.

– Не сердись, милая, – ласково посмотрел старик на угрюмо разглядывающую линию горизонта, злую бабищу, – будет, всё тебе будет.

– Пришёл таки, – удивлённо ухмыльнулась "Трындычиха" увидав ранним утром неспешно бредущего к "картинной галерее" старика, – а чего это ты без ничего? – вопросила намекая на отсутствие мольберта и холщовой сумки, – ты что, передумал?

– А чего тут думать? Бежать, бежать надо! – тихо рассмеялся в ответ старик, – не бесись, всё готово, – успокоил протягивая спрятанный в газету карандашный рисунок.

– Это невозможно! – задыхаясь как от удавки еле выдавила из себя Надежда Николаевна.

Опустившись, сев на скамейку не в силах стоять на подкашивающихся от благоговейного ужаса ногах, самопожравшая свою жизнь женская особь выпучив глаза смотрела на "СВОЙ" графический портрет. На --">