Вероника Петровна Якжина - По ту сторону

возвращение. Шанс все исправить. А не как отсрочку абсолютного финала.

Вернулся Кевин с доктором, док сделал пометки в карте. Мужчины переговаривались, затем ушли.

Через какое-то время вошел Алекс. Он выглядел уставшим, замученным, но его кольцо озарилось золотым свечением, когда он сел рядом со мной. К золоту добавилась синяя дымка. Они обвивали друг друга, сливались и разделялись. Что они значили? Что-то подсказывало мне, что синий показывал грусть Алекса, алый – его злость. А золото? Могло ли золото означать любовь?

Алекс наклонился и поцеловал меня в лоб. И я почувствовала это! Это было так приятно, будто по-настоящему. Он погладил меня по руке, и это я тоже ощутила! Его тепло, шероховатость его кожи. Каким же наслаждением было ощущать его запах. Индийское масло, дурманящее и укрощающее.

– Мы потеряли столько времени из-за моего страха. Если бы я не боялся признаться тебе во всем сразу. Я позволял тебе встречаться со всеми этими идиотами, позволял им обижать тебя. А мы ведь давно могли быть вместе. Я думал, у нас впереди вся жизнь, но я так ошибался… Это я виноват. Все из-за меня. Я никогда ничего не делаю вовремя. Слишком тянул с признанием, зато не смог подождать минуту, чтобы отправить тебе сообщение чуть позже. Это я виноват. Прости меня…

Я думала, что на слезы у меня больше нет сил. Я лежала на полу, корчась от все нарастающей боли, но самое большое страдание приносило мне то, как страдал Алекс. Я всегда воспринимала свое отношение к нему, как глупую детскую влюбленность в друга старшего брата. Я пряталась от своих чувств в объятиях других. Я боялась разрушить нашу дружбу. Он был единственным, к кому я не лезла с признаниями, ревностью, ухаживаниями. И он был единственным, кому я должна была все сказать, как есть.

Я не могла встать. Силы иссякали. Песок в часах заканчивался. Но меня заботило не это. Меня заботило то, что я не успела побыть с тем, кто был мне по-настоящему нужен все эти годы.

– Прости, что я была такой дурой, Алекс, – я застонала от боли. – Больше всего на свете я хотела бы иметь возможность сделать тебя счастливым.

Алекс вздрогнул и посмотрел на меня. Как же я хотела точно знать, что он видит меня, слышит. Он пробежался взглядом по полу. Поднял взгляд на меня настоящую.

Я чувствовала, как ломается каждая косточка. Как разрываются внутренние органы, рвутся сосуды и кожа. Я орала от боли как ненормальная, срывая связки. Но я была совсем одна. Мне никто не мог помочь. Мне казалось, я теряю разум от этой агонии, и скоро от меня лишь останется невидимый комок боли и крика на полу палаты.

Кольцо с древним символом вечной жизни на мизинце дорогого мне человека полностью скрылось за золотистыми искрами и серебряными нитями. Собрав последние остатки ясного сознания, я протянула руку и коснулась своим талисманом кольца Алекса.

Он подскочил, как ошпаренный, сорвал кольцо и посмотрел на свой мизинец.

Он рассмотрел символ, нахмурился и скорее интуитивно, я уверена, никакой логики в этом не было, надел кольцо туда, где я носила его много лет.

Я оказалась в темноте. Ни звуков, ни света. Никаких ощущений, запахов. Даже боль исчезла. Но эмоции никуда не делись. Мне было грустно и страшно. Я не знала, что ждет меня впереди. Увижу ли еще Кевина и Алекса? Смогу ли хоть со стороны наблюдать за их жизнью? Увижу ли там, куда отправлюсь, родителей?

Меня раздирали тоска и одиночество, и они были куда страшнее даже самой беспощадной физической боли.

Теперь не было ничего. Ни разноцветной материи, ни сфер с кадрами моей жизни. Была лишь я. Порой сложно придумать наказание изощреннее, чем оставить человека один на один с самим собой. Мне оставалось самой подбирать любимые воспоминания и ждать приговора.

Одна мысль никак меня не отпускала. Она казалась ироничной, почти забавной. Чтобы перейти на другую сторону улицы, мне нужно было преодолеть всего футов тридцать¹. Но судьба мановением пикапа перечеркнула мою жизнь и отправила меня по другую сторону бытия.

Прошло, должно быть, сто веков. А может, несколько тысячелетий. Я пыталась считать секунды, старалась выбросить из головы все, старалась удержать в мыслях хоть что-то.

– Если они услышали меня, когда я молила о прощении, то, может, смогут простить? – сказала я вслух, но, конечно, никто, включая меня, не услышал.

Я промотала всю жизнь с Кевином, представляла, как он смирится с горем, обзаведется семьей, будет рассказывать детям о своей сестре. Как будет --">