Юрий Владимирович Харитонов - Затянувшийся кошмар

мам?!

Но из-за ярких контрастных цветов – солнышко как раз выглянуло из-за облака – разглядеть мать не удавалось. Всё в глазах мальчика рябило и расплывалось.

Страх обуял Тима. Страх ужасного одиночества на краю кладбища, доверху наполненного мертвыми…

– Ма-а-ам! Ну, ма-а-ам! Давай выходи! Домой пойдем! – кричал Тимофей, но ответа всё не было.

В конце концов Белов настолько разволновался, что трясся мелкой дрожью, но не переставал стоять на носочках и вглядываться в пеструю тень под раскачивающимися березами и елями. Матери, кажется, нигде уже не было…

Хотя…

Тимофей вроде разглядел чей-то тёмный силуэт, и сердце пацана радостно забилось. Он не устоял на месте и быстро засеменил меж оградок, стараясь не смотреть на фотографии мертвых. Всего-то: метров пятьдесят прямо, потом перейти в ряд слева, потом еще столько же, а там, скорее всего, можно свернуть на прямую до могилки, у которой остановилась мать. И Тимке было уже все равно, что там похоронен самый злейший и ужаснейший в его жизни человек. Главное взять мать за руку и не отпускать, пока они не придут домой.

Зрение ребенка сузилось, глазные яблоки, словно сведенные судорогой, не двигались. Просто Тим не желал видеть унылые фотографии давно сгинувших людей. Ему почему-то все они казались страшными. Может из-за отца, и старой детской травмы, когда ребенок целый день провел рядом с покойником, или из-за отчима, который и живой-то был страшен, а вот с мертвым Тимке встречаться не хотелось. Мальчику казалось, что восстань умерший Виктор из могилы, то непременно попытается найти пасынка и отомстить за то, что тот испугался и не смог позвать на помощь.

Что-то резко схватило за руку, отчего сердце застучало с удвоенной силой, а Тимка подпрыгнул и чуть не заорал, но ему удалось пересилить страх и обернуться. Кривой ржавый болт на старой, очевидно, заброшенной оградке зацепился за рукав футболки. Всего-то…

Но мальчику было не до смеха. Он с силой выдохнул воздух из сведенных судорогой лёгких. Хорошо, что не забыл, как дышать! И попытался снять ткань с необычного крючка. Неизвестно зачем, но в этот миг он посмотрел на заброшенную могилку, которую увековечил треснутый пополам памятник. И тут же он вновь забыл, как дышать. Застыл, и крикнул назад:

– Мам! Ты здесь? – и с остервенением стал рвать футболку, лишь бы соскочить с крючка. Со старой давно поблёклой фотографии на него смотрела его же мать!

– Ма-а-ам! – надрывался ребенок. – Хватит уже! Пошли отсюда!

Но никто не ответил. С жутки треском, разогнавшим пугающую кладбищенскую тишину, футболка порвалась, и Тимка опрометью бросился к темному силуэту под сенью деревьев.

– Ма-а-ам! – кричал он. – Давай уже! Собирайся! Пошли отсюда!

Но мать не отвечала. Её темная фигура недвижимо стояла меж оградок, словно женщина погрузилась в транс от воспоминаний, некогда украшавших ее жизнь.

– Мам! Ма-а-ам! – Тимка наконец добежал до могилки, радом с которой стояла темная фигура, и скороговоркой выпалил все, что думает, пытаясь рассмотреть фотку на памятнике. Ему уже было все равно, что с фотографии может смотреть отчим. – Пошли домой. Тут страшно! Тут как-то неправильно! Пошли! Ну, ма-а-ам!

И тут Белов различил, кто изображён на фотографии. Волосы встали дыбом, а конечности застыли, без возможности двинуть рукой или ногой. Там снова была мама!

В нос ударил очень знакомый легкий запах. Тимка его помнил еще со дня, проведенного в комнате с мертвым отцом. Можно не знать, как он называется, но запах формалина ни с чем не спутать! Открыв рот в немом крике, мальчик медленно повернулся к темной фигуре, которая уже тоже поворачивалась. Белов не знал, кого увидит, но точно не мать, потому что – и как мальчик не заметил сразу? – фигура заметно увеличилась в размерах.

Бежать! Но Тимка не мог и пошевелиться! Казалось, темная фигура гипнотизировала, и мальчик не сдвинется с места, пока не узнает, кто скрывается за черным капюшоном, накинутым на голову. И тут показалась уже подёрнутая разложением бледная кожа. Очертания, нос и скулы слишком ясно напомнили ребенку, кто его обижал четыре года!

– Ну что, маленький негодник? – прошипел монстр, – по-другому нельзя назвать мертвого человека, чью кожу уже частично разъело бактериями и червями. Нос запал, а один глаз лопнул и сочился темно-зеленой слизью. Из дыры на горле надувались черные пузыри. – Не ждал меня? Вот сейчас я научу тебя, как надо меня слушаться!

Когда Тима заорал, --">