Софья Сергеевна Маркелова - Душа чащобы

чтобы сюда прийти?! Отвечай мне, поганка!

Неожиданно женщина хлестко ударила ладонью по щеке напуганную девочку, которая совершенно не понимала, из-за чего так разозлилась ее милая мама. Боль опалила кожу, из глаз брызнули слезы.

– Н-нет! Мамочка! Пожалуйста, не бей меня!

Будто устыдившись на миг, женщина отпустила Агату. Но все еще продолжала смотреть на нее с такой лютой ненавистью, которой никогда раньше девочка не замечала в своей матери.

– Я так и знала, что ты будешь на него похожа, когда подрастешь! Такая же рохля, глупая мечтательница, которая живет в каком-то своем выдуманном мире! Неблагодарная дрянь!

Развернувшись, женщина двинулась прочь с поляны. Тихо поскуливая от обиды и прижав ладонь к своей покрасневшей щеке, Агата медленно побрела следом.

С того самого дня дела в их небольшой семье становились лишь хуже. Весь дом был насквозь пропитан ядом взаимных обид, сожалений и злости. Мать строго-настрого запретила Агате убегать в лес, тем более наведываться к тому самому дереву. Теперь не было ни походов за грибами и ягодами, ни совместных прогулок. Темная громада леса отныне стала закрытой территорией, и девочка могла лишь с тоской вглядываться в частокол деревьев за околицей, стоя возле запертой калитки.

Но мать не могла смириться с горечью, поселившейся в ее груди. Сами мысли о том, что ее дочь все еще думала об ушедшем отце, помнила о нем только хорошее и действительно во многом стала походить на него, терзали женщину днями и ночами. И все чаще в облике своего любимого ребенка мать видела черты ненавистного ей человека, который ее предал.

Первое время она много работала, совсем отдались от дочки, пропадала за пределами дома целыми сутками. Но после, отчаявшись и доведя себя до нервного истощения, впервые нашла утешение в вине. Агата даже сперва обрадовалась, заметив перемену в характере матери. Теперь, выпив один бокал вечером, женщина приходила в доброе расположение духа, смеялась и шутила, даже чаще стала целовать свою дочь.

Вот только через месяц пить мама стала не только по вечерам, и теперь дело не ограничивалось бокалом вина. Сначала была одна бутылка в день, после две, затем женщина перешла на водку, и в скором времени Агата с ужасом обнаружила, что не узнает больше свою мать. Та начинала пить с самого пробуждения, пропускала работу, громила мебель в приступе буйства, срывалась на дочери по пустякам.

Дом превратился в грязную вонючую конуру, и мать во всем винила Агату. Водка делала женщину агрессивной, и она не стеснялась больше бить дочь по щекам, швырять в нее бутылки.

– Он был идиотом! И ты не лучше! Бестолковая курица! Принеси матери стакан! – каждый день слышала Агата эти слова.

Ей было горько, что мать так ее ненавидела. Ведь девочка даже не могла понять, за что она заслужила такое отношение к себе. И все чаще и чаще Агата стала тайком выбираться из ненавистного дома, когда мать напивалась до полного беспамятства, и, невзирая на все запреты, убегать в лес. Ее старый дуб, ее уютная поляна – они всегда готовы были выслушать любые жалобы.

Поскрипывали ветви, хрустели под ногами мелкие ломкие веточки, ветер шаловливо играл волосами – здесь Агата забывала обо всем на свете. Здесь она чувствовала себя в кругу друзей. И она говорила, и говорила, и говорила. Часами рассказывала черному дуплу о том, каким хорошим был ее отец, и как мать была счастлива, когда семья еще не распалась. Делилась своими обидами и надеждами.

И дуб внимал ее словам.

Иногда в темноте Агата видела чьи-то яркие зеленые глаза, мерцавшие как драгоценные камни. Они никогда не моргали и пропадали так же быстро, как и появлялись.

Первое время мать не замечала исчезновения дочери, лишь изредка спрашивала ее, где та ходила. И Агата каждый раз выдумывала что-нибудь, хоть и видела, как матери было все равно. Она задавала вопрос не с целью действительно узнать, чем занималась дочь, а лишь для того, чтобы просто спросить, показать, что она все еще видит, что творится вокруг.

– Где ты шлялась? – в один из дней привычно спросила у Агаты мать, стоило только девочке переступить порог.

Сидевшая в кресле неопрятная женщина уже давно не походила на ту мать, что Агата когда-то знала и любила. Неухоженная и грязная, она сжимала в одной руке бутылку, развалившись в кресле напротив телевизора, а во второй держала клочки разорванной фотографии.

– Я ходила в магазин, – тихо произнесла Агата.

– Врешь!

– Вот, жвачку --">