Сергей Серп - Клювик

Сергей Серп Клювик

Глава первая

Без диалогов

Моя жена всегда отличалась смелостью и уверенностью в себе, граничащей, порой, с безрассудством. Знал ли я о том, что она мне изменяет? Нет, не знал. Предположу, что в моей голове, той её части, где теоретически располагается мозг, и возникали некие подозрения, но я, не без удовольствия, списывал их на собственную, зарождающуюся неприязнь. К слову об удовольствии. Кому-то это может показаться странностью, кто-то отыщет в этом скрытый подвох, но лично я, назову это обычным эгомазохизмом. И пусть текстовый редактор, да и вы сами, скорее всего, не слышали подобного термина, я продолжу настаивать именно на этом диагнозе.

Эгомазохизм, как понятие, является продуктом эгоизма и мазохизма. Впрочем, об этом вы уже наверняка и сами догадались. Не суть. Термин сей приглянулся мне своей нелогичностью, слиянием взаимоисключающих понятий. Более того, я бы примешал сюда и нарциссизм, но тогда уже совсем какая-то абракадабра получится. Эгомазохизм же – болезнь добровольных мучеников. БДМ. И да, прошу не путать, сами знаете с чем.

Лень, объединившаяся с природным оптимизмом, который, в свою очередь, мутировал до крайнего пренебрежения ко всему, что не угрожает безмятежному существованию моей персоны, и породили это добровольное мученичество. Под мазохизмом же подразумевается сугубо эмоциональное насилие. Для себя я вычленил несколько причин, которые и попробую изложить в столь легкоусвояемой форме, что ваш мозг почувствует себя желудком парализованного старика, «трудящимся» над разбавленной банановой кашей.

Причина первая. Нотка любопытства, что дала петуха в монотонной сонате безразличия, заставила меня обратить внимание на необычное явление. Сначала я еще не понимал и не расценивал это новое чувство, как удовольствие, но те неповторимые и столь гармоничные ощущения заставили меня повнимательнее присмотреться. Тоска мне стала в радость, а печаль и обида наделяли меня сверхчеловеческой энергией для бездействия. Я превращался в реактор, неспособный отдавать тепло. Но каждый раз за секунду до взрыва срабатывала аварийная защита, и катастрофа откладывалась на неопределенный срок.

Ко второй причине я бы отнес свою тягу к театральности. Нервно вступают альты, первая скрипка вот-вот заплачет, и на сцене появляется мой долгожданный нарциссизм. Угрюмое лицо, губы накусаны, низкий голос и особенный взгляд. О, как я люблю этот сквозной, пронизывающий взгляд. В нем есть все. И пусть я сам никогда не смотрел на себя подобным взглядом, никто из знакомых не описывал мне его со стороны, и пусть окажется, что на деле он не сильно отличается от взгляда какого-нибудь олигофрена – мне плевать. Я знаю и верю, что весь энергетический поток, который он отсылает, найдет своего понимающего адресата.

Фух. Не так уж и проста эта банановая каша.

На третью причину зарождения эмоционального мазохизма я разом свалю все оставшиеся предположения в порядке возрастания их нелепости с припиской «а может быть».

Люблю, когда меня жалеют, словно сам никогда не восклицал о недопустимости и никчемности жалости. Хуже того, всем и каждому лично пропагандировал ее оскорбительную аморальность. Степень нелепости – банально.

Люблю мириться. Какое наслаждение: вновь обрести шаткую псевдогармонию в треснувших отношениях. Степень нелепости – наивно.

Люблю, когда человек испытывает передо мной вину. Стоит кому-то ущемить мои права или позариться на личное пространство, я до последнего, с пеной у рта, начну отстаиваю свои рубежи. Правильно? Конечно. Вот только плевать я хотел и на права, и на пространство. Набив себе цену, я уступлю, пафосно оскорбившись. Степень нелепости – к мазохизму притянуто за уши.

Все вышеперечисленное неимоверно раздувало мое эго. Самому себе я казался праведным христианином, вот-вот должны были крылья прорезаться. Но вместо крыльев, благодаря жене, выросли дьявольские рога. Такой болезненный букет, окончательно распустившийся уже после сбора, в моей, и без того захламленной, черепной коробке, привел к дальнейшим событиям.

Считать совместную жизнь стажем или сроком бессмысленно и одинаково безнадежно. Придавая значение времени в компании родственной души – вы подписываетесь под утверждением, что ошиблись в выборе. Сочувствую. Наша совместная жизнь вошла во вторую пятилетку, когда скандалы стали нормой, а поводом для них служила любая мелочь. Детей --">