(Sininen Lintu) - Песня северного ветра (СИ)

от потери крови, израненного и будто прошедшего Ад и Израиль.

— Черт тебя понёс, — вздохнул он. — Показалось ему… Если бы ты там откинулся, Кира с Брайаном этого уж точно не пережили бы.

Марк мог бы поспорить, но не стал. Он чувствовал себя странно, думая, что в ночь на Рождество был единственным щитом между Старцем и Баддигнтауном, и ещё более странно ощущал себя, когда думал, что об этом никто не узнает — оно и к лучшему, наверное. Люди верят в чудовищ, но эта вера строится на убежденности, что на самом деле никаких чудищ не существует. Что под кроватью прячется не бугимен, а всего лишь моток давно не убранной пыли и старые роликовые коньки. Что фигура, в темноте восседающая на стуле напротив кровати, — это небрежно брошенная толстовка и джинсы. И что никакой дух не придет из леса, чтобы закусить тобой в ночь, когда родился Христос.

Если человечество — или хотя бы его часть, — получит доказательства существования монстров, то мир никогда больше не станет прежним. И теперь Марку казалось, что он ясно видит свой путь: он должен не только оберегать людей от Старца, но и хранить в тайне знание, что Старец вообще существует.

Приходила к нему и Айрис, лежавшая в той же бакспортской больнице, но уже почти оправившаяся от случившегося с ней. Рассказывала, что Криса похоронили без неё, да она и не хотела бы присутствовать на его похоронах. Рассказывала, что поиски Рейчел и Сэма, исчезнувшего из бангорского госпиталя, продолжаются, но с каждым днём полиция всё меньше надеется обнаружить их живыми, а детективы даже считают, что Рейчел просто сбежала — подростки часто сбегают из дома.

Кире уж точно безопаснее было думать, что Рейчел сбежала и что однажды, возможно, она возвратится домой или хоть как-то даст о себе знать. Ни Денни, ни Марк не переубеждали её, когда она приняла эту версию, как единственно возможную — оба хотели бы сохранить Кире здравый рассудок, и без того пошатнувшийся после вторичного исчезновения Сэма.

Каждый раз, когда Кира приходила навестить Марка в больницу, он всматривался в её глаза, ища признаки подступающего безумия, но их не было. Кира была разбита и подавлена, но не сходила с ума. И Марк надеялся, что однажды она снова улыбнется — не вымученно, как сейчас, но по-настоящему. Видел ли он вообще, как она улыбается по-настоящему…?

Каждый раз, когда Кира была рядом, его грызла совесть и злость на самого себя: он не уберег Рейчел, не уберег Сэма. Мог ли он вообще их уберечь? А потом он вновь думал, что стало бы с городом, если бы Старец воспользовался его надеждой спасти Сэма и убил бы его, и становилось легче. И Марк засыпал, чтобы снова увидеть кошмары, в которых то один, то другой близкий ему человек смотрел на него взглядом Старца.

Его выписали из больницы через десять дней после Рождества. Брендон и группа уже не ждали Марка на запись — ему нужно было восстанавливать руку, — но он всё равно собирался вернуться в Лос-Анджелес. Билет на самолет жёг ему карман, но Марк знал, что вернется, как только поговорит с группой и с Маргарет, и сожжёт за своей спиной все мосты.

Несколько месяцев, которые он должен был потратить на восстановление после тяжелой раны, Марк собирался провести в Баддингтауне — отчего-то ему казалось, что Кире и Брайану он сейчас особенно нужен. Быть может, и они куда больше нужны ему, чем он предполагал. Быть может, семья, которую он всю жизнь искал, наконец-то нашлась.

— Я вернусь, — на мгновение Марк прислонился лбом ко лбу Киры, прежде, чем отпустить. Она пожала плечами и едва улыбнулась: тень той улыбки, которая у неё могла бы быть.

— Я знаю.

— Позвони мне, если что-нибудь случится. А я наберу тебя, как только сяду в Эл-Эй.

Она кивнула.

— Я позвоню.

Пристегивая ремень безопасности в машине у Денни, Марк поднял голову, чтобы помахать Брайану. Мальчишка отказывался отпустить своего индейца, пока тот не пообещал, что скоро прилетит обратно, и теперь стоял, вцепившись в Киру одной рукой, а другой — махал на прощание. Кажется, в его глазёнках, скрытых за очками, даже стояли слёзы.

На город уже опустились сумерки, хотя часы показывали только три пополудни.

Глаза Брайана в вечернем сумраке слегка мерцали жёлтым.

Вздрогнув, Марк моргнул, и наваждение

--">