Карл Ганс Штробль - Автомат Хорнека

истекающего кровью механического человека, они тряслись от ужаса.

После этой порки лязг цепи, доносившийся в спальню графа, доставил ему еще большее удовольствие. Он начал с упоением вспоминать о временах, когда у безжалостных господ были безграничные права на тела крестьянских девушек. А теперь уже нельзя было добиваться исполнения своих приказов силой. Пришлось сменить принуждение на уговоры, чтобы производить впечатление благородного аристократа. Ему и не требовалось прилагать больших усилий, чтобы разжечь огонь страсти в этих прелестных созданиях. И этот человек, который относился к шарму венских дам с прохладой и высокомерием, бросился в объятья крестьянок, потеряв голову. Крики экстаза в его спальне сливались с лязгом железной цепи и отчаянными стонами, доносящимися из подземелья.

Утром следовала очередная порка, а затем ночь любовных наслаждений и животного ужаса. Ни одна из деревенских девушек не решалась противиться графу. Все извращеннее становились аппетиты господина, все громче были страдальческие крики, слышимые в спальне. Наконец в маленькой деревушке ему уже некого было выбрать. Осталась только одна девушка, которая приносила молоко в замок. Она была невестой ключника Йохана. Приемы графа никак на нее не действовали. Девушка не собиралась потакать его желаниям. Однажды Йохан сам пришел к графу. Заламывая руки и со слезами на глазах, он умолял оставить его невесту в покое. Граф посмотрел на парня в недоумении:

— Чего тебе надо?

— Всемилостивый, всемилостивый господин! Она ведь моя невеста!

Тогда граф схватился за плеть, которая теперь всегда была при нем, и пинками выставил ключника.

Спустя два дня девушка ему отдалась.

А еще через день ключник снова пришел к графу, который сидел за книгой. Это был тот недолгий час, когда в замке царил покой перед ночными забавами графа. Слабое пламя масляной свечи не позволяло разглядеть лицо ключника. Его скрывала плотная тень. В одной руке он держал маленький фонарь, в другой — связку ключей.

— В чем дело?

— Всемилостивый господин, я был в подземелье. Мне кажется… кажется… это очень странно, то, что с ним происходит. Мне кажется, у него… у нее изменилось выражение лица.

— Как это?

— Оно выглядит теперь совсем по-другому. Господину следует самому увидеть.

Граф встал и захлопнул книгу. Все это внушало ему тревогу и даже легкий страх, но он последовал за слугой. Фонарь слабо освещал узкую тропинку, которая тянулась к темнице между грузными валунами. Лязгнула железная дверь, и граф вошел внутрь. Слуга, стоявший позади, зажег свет. Человек-автомат сидел на выступе стены. Кольца цепи стягивали его запястья и голени.

— Теперь видите, всемилостивый господин!

И в самом деле, какая-то отвратительная перемена исказила восковое лицо человека-автомата. Некогда сиявший воск померк и выглядел теперь как дряблая, испещренная морщинами кожа старика. Тяжелые мешки залегли под горящими злобой глазами. Теперь в них не было ничего, кроме ярости. Беспомощность и мольба исчезли без следа. Неутолимый гнев выглядывал из глубины стеклянных зрачков. То было неумолимое, обжигающее неистовство, которое обещало погрузить в самую пучину ужаса.

Граф, желая присмотреться поближе, сделал неуверенный шаг в сторону человека-автомата. В тот же миг вся темница погрузилась во тьму, поглотившую механическую фигуру, и лязгнула входная дверь… Послышалось, как поворачивают ключ, а следом — ликующий, отвратительный смех, быстро удаляющийся от темницы по узкому проходу…

Исчезновение графа вызвало в замке большой переполох. Был уже полдень, а господин нигде не показывался. Старый Непомук уже раз двадцать подходил к запертым дверям спальни и прислушивался. Ни звука. В беспокойстве он бегал по всему замку. Ближе к вечеру ему показалось, будто он слышит приглушенный вой, раздающийся из-под земли. Охваченный трепетом, он пошел на звук. И когда он оказался перед железной дверью темницы, его волосы встали дыбом от срывающихся хрипов и визгов, в которых он не без труда узнал то, что осталось от голоса его господина. Куда делся ключник? Йохана сегодня никто не видел. Он пропал еще со вчерашнего вечера. Пришлось посылать в деревню за слесарем. Когда после долгой работы дверь темницы наконец открылась, на камне, выступающем из стены, с выпученными глазами и пеной у рта сидел граф. Его голени и запястья были в тисках цепи… Но не успели его --">