Александр Глушенко - Память (СИ)

  1

  Тррррр. Трррр. Трррр.

  "Проваливайте..." в бессильной злобе и тоске подумала Лидия, не желая вырываться из тревожного и тяжёлого сна, который, тем не менее, служил ей хотя бы какой-то отдушиной от горя.

  Трррр. Трррр. Трррррррррррр.

  Из подсознания, окутанного тёмно-красным туманом горя, выскользнула первая осознанная мысль: "Как тогда..."

  От этого не становилось легче.

  Трррррррррррррррррр.

  - Уходите... - хотела крикнуть женщина, но с губ сорвался едва слышный шёпот. А звон в дверь тем временем продолжался.

  Лидия села на кровать. Часы, стоящие на старом телевизоре, показывали четверть второго ночи. В каком-то смысле ей повезло, что она не успела уснуть глубоко, иначе бы убийственная процедура осознания горя каждый раз после пробуждения сейчас бы вновь обрушилась на нее.

  Но принципиальной разницы не ощущалось. Опухшее от слез лицо горело, волосы, которые какие-то две недели назад едва коснулась седина, а теперь были грязно-пепельного цвета, висели клоками и паклями. А вокруг нее был мир, который она видела "как бы сквозь тусклое стекло."

  "Трррррррррр. Трррррррррр. Тррррррр".

  "Ещё одно соболезнование", отстранённо подумала женщина, упираясь взглядом на тёмно-зеленый циферблат часов, время на которых не свидетельствовало в пользу такого предположения.

  "Трррррррр".

  Первую неделю, после похорон дочери вакуум, образовавшийся в ее жизни, не пропускал ничего как к ней, так и от нее, однако в начале второй недели случился ожидаемый нервный срыв, который закончился вызовом бригады неотложной помощи неравнодушными соседями, знающими, что вдова осталась одна и старающимися по мере возможностей приглядывать за ней.

  Затем, спустя несколько дней, по возвращению домой, Лидия осознала, что вакуум прорвало, а вместе с этим пришло ГОРЕ.

  ГОРЕ было огромно и непостижимо в своей неотвратимой реальности. ГОРЕ заполняло всё, каждый угол квартиры, каждую ветку дерева, которую женщина видела сквозь стекло (не тусклое, весьма и весьма чистое) своего окна. ГОРЕ буквально покрыло своим слоем всю жизнь Лидии. И вот тогда она осознала, насколько ненавидит соболезнования.

  Толстый слой ГОРЯ укутывал женщину подобно горькому мёду - это она поняла (не смирилась, лишь поняла), но то же ГОРЕ покрывало куда более тонким слоем весь остальной мир, чтобы потом, покрывшись коркой времени, превратиться в панцирь, который будет защищать от этого ГОРЯ.

  Но соболезнования... Они рвали этот нежный слой. Порвать его могло чуть ли не лёгкое дуновение ветра, но соболезнования РАЗРЫВАЛИ ЕГО НА КЛОЧЬЯ, обнажая рану, извергающую ГОРЕ.

  Иногда Лидия думала, что она убьёт каждого, кто скажет ей ещё хоть слово соболезнования, но восстающий из пепла птенец здравого смысла останавливал ее.

  И от этого было ещё больнее.

  "Трррррррррр. Трррррррррррррррр".

  Возможно, настало время пренебречь здравым смыслом?

  Женщина нащупала ногами тапочки. Не замечая того, что они надеты не на те ноги, она закуталась в халат и мелкими шажками направилась в прихожую, где в дверь продолжали звонить с невероятной упорностью.

  Игнорируя дверной глазок, как и любой здравый смысл, она отщелкнула замок и попыталась открыть дверь. Не получилось - помешала цепочка.

  Закрыв дверь, женщина сняла цепочку и, наконец, открыла дверь полностью.

  На слабо освещенной площадке перед Лидией стоял молодой человек, которого она когда-то знала. Только когда это было? Год назад? Два? Или пару-тройку недель назад?

  Нет, не помнит.

  - Вы были здесь? В этой квартире, первого декабря, год назад? Ответьте, это очень важно!

  Лидия услышала всё, что он сказал, но ни одно из слов не дошло до ее сознания. Поэтому она

--">