Мария Потоцкая - Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику (СИ)

Около двенадцати лет назад мама была невестой знаменитого художника. Он рисовал маму, и у нас висели некоторые ее портреты. Папа «увел» ее. И до сих пор, он иногда рассказывал об этом новым знакомым, когда приезжали гости. Глаза его в этот момент будто бы сияли (условное обозначение для восторженного взгляда). Он говорил оживленнее. В конце истории он добавлял, что художник в итоге застрелился. Я видел это не раз, и однажды я спросил у Кассиопеи, потому что она много знала:

— Это любовь?

— Это азарт, — ответила она. Кассиопея много читала, а значит, я мог ей поверить.

Еще она говорила, что образ матери важен в становлении ребенка, как личности. Поэтому я так подробно и описал свою мать. Я подумал, что это несправедливо по отношению к отцу, и спросил, важен ли также образ отца. Кассиопея сказала, что, учитывая мою гендерную принадлежность, мать для меня куда важнее. Я сказал ей, что, в таком случае, я бы хотел узнать свою мать получше. Кассиопея ответила:

— Что и требовалось доказать.

Но я решил рассказать и об отце, хотя он для меня и не так важен, как оказалось. На самом деле, я думал, что он важнее, как для меня, так и для Кассиопеи, так как благодаря ему мы жили в богатом доме, нас учили лучшие учителя, и мы ни в чем не нуждались. Еще, когда я вырасту, и папа либо умрет, либо больше не захочет работать, я стану владельцем «Кеплер-22».

Папу звали Каус Кеплер. У нас в семье у всех, кроме мамы, были инициалы «К.К.», потому что и мое имя начинается на «К» (Кастор), и меня это забавляло. У папы были черные волосы, карие глаза, бледная кожа, даже светлее, чем у нас с мамой. Но, несмотря на то, что такие бледные люди часто имеют болезный вид, он выглядел здоровым и всегда был оживленным. Он много разговаривал, как будто подвыпивший, много двигался и очень много работал. Расслаблялся он лишь когда плавал в бассейне или гулял с женщинами. У него их было много, это мне сказала сама мама. Но она не была особенно против, потому что в противном случае, она бы с ним развелась.

Когда я писал слово «расслабляться», я не имел ввиду, что во время работы папа был напряжен. Мне казалось, она давалась ему легко и была ему интересна. Ему часто по работе приходилось общаться со множеством людей, и ему это нравилось, единственному из нашей семьи.

Иногда папа хотел проводить время со мной и Кассиопеей. Тогда мы ходили гулять или ездили в музеи, и он учил нас жизни. Например, однажды я испугался крестовика (род пауков), и даже заплакал. Папа взял паука и раздавил его между большим и указательным пальцами. Он сказал:

— Ты еще слишком маленький и ничтожный, тебя может испугать даже паук. Когда ты вырастешь, ты станешь самым страшным, и тебе никогда не придется больше бояться. Если ты, конечно, вдруг не вырастешь дураком, родной. Врачи не ставят никаких точных прогнозов насчет твоего психического развития.

Сначала я подумал, что папе просто нравится убивать насекомых и паукообразных, ведь для этого он наладил целое производство с дорогими машинами под руководством умных химиков и инженеров. Но потом я понял, он хочет, чтобы я, когда вырасту, смог раздавить то, что меня страшит. Это образное выражение, под ним имеется ввиду, не только давить в буквальном смысле.

На следующий день папа подарил мне тарантула в клетке. Он мне не понравился, и я даже не стал давать ему имя. Мне не хотелось его давить и даже смотреть на него, поэтому я ждал, когда он умрет. Я все равно приносил ему еду, потому что так нужно делать с домашними животными, но так и не смог полюбить его.

Со своей сестрой Кассиопеей я общался немного, но все же больше, чем с остальными. Она говорила, что это только потому, что родственные связи нас обязывают. Она относилась ко мне не очень хорошо, но ко всем остальным она относилась плохо. Кассиопея не была грубиянкой, она была высокомерной. Целыми днями она читала книги. Я думаю, она прочитала всех известных авторов. Понятие «известность» относительно, поэтому я говорю обо всех известных мне. Еще она играла на фортепиано, потому что мама сказала, что у нее длинные пальцы пианистки. Наверное, она была права, потому что все говорили, что Кассиопея играет великолепно. Даже я иногда любил слушать, как она нажимает на клавиши, но только тогда, когда она не знала о моем присутствии. Мне нравилось слушать, когда она ошибается, а потом переигрывает этот момент раз за разом. Я не злорадствовал, просто мне так было интереснее --">