Марк Грим - ИНСАЙТ

пошатываясь и стараясь не смотреть на придерживавшую его за локоть Розочку, поковылял вниз. Там, среди разбегающихся паутиной, сырых коридоров он взял очередную корзину из общей кучи и похромал в свой угол, снедаемый стыдом и страхом. Всё тем же, маленьким оставшимся незамутнённым участком загнанного разума он подумал, что в словах Терьера кое-что было правдой. При Улыбаке такого бы не случилось…

Интерлюдия: Свора

…и оказался в незнакомом месте. Голова раскалывалась от ноющей боли, а открыв глаза, я испугался, что ослеп. Но нет, просто вокруг было темно, хоть глаз коли. Пошарил руками под собой. Дощатый пол. Доски рассохлись и между ними, рассекая толстый слой пыли, зияют, голодными пастями, щели. Ругнувшись и посадив пару заноз, встал. И понял, что ни черта не помню. Вся память, до момента пробуждения, была будто срезана ножом и, пытаясь выудить из сознания какие-то факты, я натыкался на гладкую, холодную стену. Почувствовав поднимающуюся в груди волну паники, пока-ещё-не-Кот (я) зажмурился (что было совершенно лишено смысла в темноте) и сделал несколько глубоких вдохов. «В конце концов я же жив. И цел, не считая головной боли». Эта мысль немного успокоила, кулаки разжались, хотя в голове продолжали крутиться множество гипотез: похищение, розыгрыш, амнезия, лунатизм…? На мне были только грубые, мешковатые штаны до колен, ничего, что указывало бы на то, кто я и как тут оказался. Хотелось закричать что-нибудь банальное, вроде «Есть здесь кто-нибудь?!», но было страшновато. К тому же за всё это время не было ни единого звука, кроме скрипа досок и моего тяжёлого дыхания. В целом успокоившись и философски пожав плечами, я вытянул руки и осторожно, ощупывая пол босыми ногами (ещё не хватало провалиться в какую-нибудь яму), побрёл вперёд. Помещение оказалось на удивление маленьким. Просто комнатка, четыре на шесть шагов, со стенами, вроде из кирпича. Но самое приятное – здесь была дверь. Обычная, обитая дермантином, как в старых квартирах. Сознание подбрасывало эти ассоциации, хотя о себе и своей жизни я не мог вспомнить вообще ничего. Одной из таких ассоциаций было знание: меня всегда удивляло, как люди теряют память о себе и событиях, но остаются в курсе того, что есть что. Теперь мне самому довелось испытать это мучительное ощущение. Знаете, когда какой-то факт, который ты знаешь, но никак не вспомнить, дразняще пляшет на краю сознания? Вот, а теперь представьте, что это коснулось ВСЕГО. Малоприятно. Не оставалось ничего другого, кроме как открыть дверь. Потянув на себя тонкую металлическую ручку и вздрогнув от неожиданно громкого скрипа петель, я вытянул руку и пальцы упёрлись в тот же кирпич. Заглушенный было страх всколыхнулся: «Замуровали!». Несколько минут кулаки били в заложенный проём, а пыльный воздух оглашали крики, вроде: «Эй!», «Какого хрена?!» и куда менее цензурные. Наконец, обессилев, я опустился на пол, но ступни вдруг провалились в пустоту. Испугавшись (вокруг всё ещё была абсолютная темнота) я подобрал ноги и замер. Напряжение было такое, что казалось, одно движение, слишком глубокий вдох, и я лопну, как перетянутая струна. Но ничего не происходило, меня никто не хватал, я никуда не падал, была всё та же тишь и темень. Вновь вытянув руки (они слегка дрожали) я облегчённо, хотя с долей истерики, захихикал. Всё было просто – проём двери был заложен сверху, где-то до середины моих икр. Ощупав проём, я понял, что снаружи тянется узкий коридор, даже уже самого проёма. Опустившись в пыль и обдирая лопатки, я выполз на другую сторону. Вдоль сходящихся стен, практически боком, пошёл вперёд. Не знаю, сколько я шёл. Может несколько минут, может часов. Коридор резко поворачивал несколько раз, без ответвлений. Как кишка какого-то монстра. Жажда, боль в содранных о выкрошившийся кирпич плечах, голод и забивающая носоглотку вездесущая пыль съели ощущение времени. Наконец, не помню, на каком по счёту повороте, я увидел вдалеке слабое зеленоватое свечение. Всхлипнув от облегчения (я знаю, что всегда побаивался темноты) и оставляя на шершавых стенах ещё больше кожи, я ломанулся вперёд. Несколько минут задыхающегося, неловкого бега в каменной трубе, и я оказался в комнате, бывшей почти двойником той, где я очнулся. Отличали её пара окон, занавешанных мешковиной, сквозь которую пробивался слабый красноватый свет, кучки странных, похожих на поганки грибов, излучавших то самое слабое сияние, несколько тяжёлых на вид деревянных --">