Адам Нэвилл - Ритуал

километрах к востоку от того существа на дереве они нашли дом.

Но до этого они четыре километра пробирались через плющ, крапиву, сломанные ветки, океаны мокрых листьев и непролазный колючий кустарник. Как и везде, привычная череда времен года была нарушена. На смену самому дождливому в истории Швеции лету пришла поздняя осень. Могучий лес только начинал яростно сбрасывать отмершие части. И все отметили, что тьма была, хоть глаз выколи. Солнечный свет едва проникал под полог густой листвы. От этого у Хатча лишь усиливалось чувство, что лес сжимается вокруг них. В поисках света и открытого пространства они лишь сильнее отклонялись от намеченного курса.

Ко второй половине дня, когда из-за усталости они могли лишь брести и ругаться на хлеставшие и царапавшие ветки, лес стал таким густым, что двигаться в одном направлении можно было не больше нескольких шагов. Они мотались взад-вперед, обходя более крупные препятствия, вроде гигантских доисторических стволов, рухнувших много лет назад и покрытых скользким лишайником. Ходили зигзагами, уклоняясь от бесчисленных колючих веток, торчащих из земли корней и терновых кустарников, заполнявших все свободное пространство. Верхние ветви деревьев усиливали их страдания, направляя на них бесконечные потоки холодной дождевой воды.

Но около семи часов вечера они наткнулись на то, что уже не ожидали увидеть. На тропу. Она была узкой, но ее ширины вполне хватало, чтобы двигаться гуськом, не шатаясь и не цепляясь за ветки спальником или рюкзаком.

К этому моменту Хатч понимал, что всем уже безразлично, куда ведет тропа, и они пойдут по ней даже на север, только из-за возможности идти наконец прямо. Даже если эта тропа вела на восток или еще дальше на запад, а не на юг, лес впервые нарушил монотонность путешествия. Позднее Хатч смог бы точно разобраться, где они находятся, выбрать южное направление и попытаться компенсировать отклонение от курса, до сих пор навязываемое лесом. Кто-то был здесь до них, и эта тропа наводила на мысль о том, что этот кто-то шел по ней туда, куда стоило идти. Подальше из темной, душащей глуши.

Тропа привела к дому.

Их рюкзаки промокли насквозь. Вода ручьями текла с курток, пропитывая брюки. Джинсы Фила почернели от влаги. Еще в Кируне Хатч сказал ему не надевать джинсы на случай дождя. Вода капала с манжет рукавов на исцарапанные, покрасневшие руки. И нельзя было сказать, дождь пропитал их толстовки и белье под куртками «Гортэкс», или пот от разгоряченных тел. Все были грязные, промокшие, измотанные, и ни у кого не хватало наглости спросить Хатча, где в лесу разбить палатку. Но эта мысль была у всех на уме, он знал это. По обе стороны от тропы шел подлесок высотой по пояс. Страх Хатча начал сменяться паникой, вызвав в животе неприятное, знакомое с детства ощущение. Он вдруг осознал, что совершил какую-то страшную ошибку, подвергающую опасности жизни трех его друзей. И тут они наткнулись на дом.

Темное осевшее здание притулилось в задней части лужайки, густо поросшей сорняком и крапивой. Со всех сторон его окружала стена непроходимого леса.

– Там никого нет. Давайте зайдем, – сказал Фил хриплым от астмы голосом.

5

– Мы не можем просто так вломиться, – сказал Люк.

Фил хлопнул Люка по плечу, проходя мимо.

– Можешь взять себе палатку, дружище. А я ночую здесь.

Фил сделал по лужайке всего несколько шагов. Какой-то инстинкт помешал остальным догонять его, и Фил в конце концов со вздохом остановился.

Они видели сотни подобных stugas во время их железнодорожного путешествия из Муры через Елливаре, на север, в Йокмокк. Все окраины городов Северной Швеции были застроены десятками тысяч простых деревянных домов. Исконных жилищ сельских жителей, до их переселения в города в течение прошлого столетия. Люк знал, что шведские семьи отдыхают в таких ломах долгими летними месяцами. Так сказать, возобновляют связь с землей. Эти вторые дома были чем-то вроде народной традиции. Но не этот.

У него не было ярко-красных, желтых, белых или пастельного цвета стен, которые они привыкли видеть у сказочных шведских домиков. Не было ни аккуратного белого забора, ни ровно подстриженной лужайки. В нем не было ничего милого, причудливого или уютного. Никаких острых уголков, ни аккуратных окошек на двух этажах. Там, где должна была быть симметричность, был перекос. Плитка местами отвалилась. Вздувшиеся и почерневшие, словно от пожара, стены давно не знали --">