Элизабет Хэнд - Рядом с Зеннором

Элизабет Хэнд Рядом с Зеннором

Он нашел письма в гараже, в круглой жестяной коробке из-под каких-то сладостей на дне пластмассового ящика, под рождественскими гирляндами и прочим старьем, которое его жена хранила для гаражной распродажи. За тридцать лет брака она так и не собралась ее устроить, а в сентябре прошлого года скоропостижно скончалась от аневризмы мозга, сажая желтые нарциссы в саду.

Теперь все вещи пойдут на благотворительность. Дом в Новом Ханаане осмотрела риелтор; несмотря на кризис, она заверила Джеффри, что продажа не займет много времени, и он получит примерно столько, сколько и запросил.

— Дом великолепен! Хотя чему я удивляюсь? — осторожно переступая лубутенами на высоком каблуке по выложенной плиткой дорожке, риелтор бросила быстрый взгляд на Джеффри, который был известным архитектором. — И сад тут невероятный.

— Это все Антея. — Он остановился у каменной стены и посмотрел на свежескошенную лужайку, холмики черной земли и кучки собранных листьев, оставленные наемными рабочими. Раньше Антея занималась этим сама. Вдали, на фоне февральского неба, освещенного холодным полуденным солнцем, белели стволы берез. — Она говорила: если бы я брала с тебя плату за всю работу, которую делаю, ты бы меня не потянул. И была права.

Джеффри поставил последние подписи под контрактом и вернул его риелтору.

— Вы сейчас живете в Бруклине? — спросила она, снова поворачиваясь к дому.

— Да, в Грин-Парке. Коллега уехал на несколько месяцев в Сингапур и разрешил пожить у него, пока я не решу, что делать дальше.

— Ну что ж, удачи! Скоро я с вами свяжусь, — она открыла дверь своего «Приуса» и замешкалась. — Я знаю, как вам тяжело. Два года назад я потеряла отца. И время не лечит.

Джеффри кивнул:

— Я знаю.

Вот уже пять месяцев его мучили ночные кошмары, и он просыпался, задыхаясь; ему снилось, что Антея лежит рядом, спокойно дышит и улыбается, когда он прикасается к ее лицу; снилось, что убивший жену нейро-электрический шторм бушует в его собственной голове, мир вокруг него тонет во вспышке сверхновой, и он летит в бесконечной черной пустоте, и звезды гаснут одна за другой.

Он знал, что эта тоска — не только его удел; такое встречается сплошь и рядом. Много лет назад они с Антеей пережили это, когда их единственная дочь Джулия умерла от синдрома внезапной детской смерти. Им обоим было уже под сорок, и они никогда больше не пытались ни завести ребенка, ни усыновить. Как будто пожар выжег их души дотла. Лишь через год Джеффри смог войти в комнату Джулии; несколько месяцев ни он, ни Антея не могли высидеть за столом до конца обеда, не могли спать в одной постели. Быть рядом с кем-то, случайно касаться рукой или ногой и понимать, что в любой момент ты можешь этого лишиться — мысль об этом навсегда наполнила их жизнь страхом, о котором они не могли говорить вслух, тем более друг с другом.

Сейчас — как и тогда — он загрузил себя работой в городском офисе, исправно принимая приглашения на обеды и ужины в городе и Новом Ханаане. Ночи превратились в пытку: его преследовала мысль о том, что жизнь Антеи потухла, как спичка в чьих-то неловких руках. Он вспоминал Гудини, пытавшегося доказать существование потустороннего мира, в который ему так хотелось поверить. Джеффри ни во что не верил, но если бы нашлись таблетки, под действием которых нейроны в его голове переместились бы, и в нем вспыхнула вера, он наверняка бы их принял.

Последние несколько месяцев он собирал вещи, развозил одежду Антеи по благотворительным магазинам и решал, что оставить, что продать, а что раздарить племянникам, племянницам, сестре Антеи и ее немногочисленным друзьям. Тоска, поселившаяся в его душе, была похожа на затянувшийся грипп; постоянная боль терзала не только разум, но и кости и сухожилия, билась в висках, вспыхивала черными искрами перед глазами, оставляла едкий химический привкус во рту; доктор прописал ему снотворное.

Он посмотрел, как почти беззвучно скрывается из вида машина риелтора, вернулся в гараж и перенес пластмассовый ящик к себе в машину, чтобы на выходных забросить соседу. Маленькую жестянку с письмами он положил на соседнее сиденье. И как только он тронулся с места, пошел снег.

Он открыл жестянку вечером, сидя за обеденным столом в бруклинской квартире. Внутри лежало пять писем с одним и тем же штампом: ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ. На дне Джеффри обнаружил облупившийся --">