Монтегю Родс Джеймс - Ясень

поднялась на холм, покрытый мокрой травой, к Нортгэйту, где была воздвигнута виселица. Остальные приговоренные, подавленные своим несчастьем, ни на что не реагировали. Но живая или мертвая, мисс Мазерсоул имела совсем иной характер. Ее «ядовитая злоба», как повествует хроникер той эпохи, так подействовала на зрителей — и даже палача, — что они единогласно объявили ее воплощением бешеного Демона. Однако она не оказала служителям закона никакого сопротивления. Но бросила на схвативших ее настолько дьявольский и разъяренный взгляд, что — один из них признался потом — «это ужасное видение неотступно преследовало их в течение полугода».

Слова, произнесенные ею во время казни, были, очевидно, лишены смысла: «В Кастрингхэм-Холле появятся гости». Слова эти она повторила, вполголоса, несколько раз.

На сэра Мэтсью Фелла поведение женщины произвело большое впечатление. Он разговорился с приходским викарием, в компании которого возвращался после повешения домой. По правде говоря, свидетельствовал он вовсе не с радостным сердцем. Он не был фанатиком охоты на ведьм, но тем не менее, как заявил он тогда и повторял впоследствии, не мог дать какого-либо иного изложения событий, очевидцем которых являлся. Все это дело было ему глубоко неприятно, так как он любил жить в хороших отношениях с себе подобными. Но речь для него шла об исполнении долга, и он его исполнил. Никакого другого мотива это не имело, за что викарий его и похвалил, как сделал бы на его месте любой здравомыслящий человек.

Несколькими неделями позже, когда на небе ярко светила полная майская луна, викарий и владелец поместья снова встретились в парке и дошли до Холла вместе. Леди Фелл была у своей тяжело больной матери, и сэр Мэтсью оставался в замке один. Поэтому викарий легко позволил уговорить себя зайти отобедать.

В этот вечер сэр Мэтсью не выглядел очень приятным хозяином. Беседа касалась главным образом семейных и приходских проблем, и пользуясь случаем, сэр Мэтсью составил письменный меморандум, где перечислил пожелания и намерения относительно своих владений. Этот меморандум вскоре оказался чрезвычайно полезным.

Когда в половине десятого викарий м-р Кроум решил пуститься в обратную дорогу, они с сэром Мэтсью направились по тропинке, покрытой гравием, проходившей позади дома. Единственным происшествием, показавшимся м-ру Кроуму странным, было следующее: они находились недалеко от ясеня, который, как я уже говорил, рос вблизи окон жилища, когда сэр Мэтсью остановился и сказал:

— Что это там поднимается и спускается по стволу? Неужели белка? Но в такое время они должны спать в своих убежищах.

Викарий посмотрел и заметил какое-то двигающееся существо, но он не смог разобрать при луне его настоящего цвета. Тень, увиденная им мельком, и он готов был поклясться, хотя это могло показаться сумасшествием, имела более четырех лап, положенных белке или любому другому зверю.

Но не обратив на то особого внимания, они расстались.

На следующий день сэр Мэтсью не спустился ни в шесть, ни в семь, ни в восемь часов, как было в его привычках. Поэтому слуги поднялись к его комнате и постучали в дверь. Нет необходимости задерживаться на описании их беспокойства и тревоги. Они долго прислушивались и начали стучать громче. Не дождавшись ответа, открыли дверь и обнаружили своего хозяина мертвым и с совершенно черным лицом. Вы, наверное, уже догадались об этом. Хотя окно было незакрытым, на теле сэра Мэтсью не обнаружили никаких следов насилия.

Один из слуг побежал предупредить священника; затем, следуя наставлениям последнего, отправился за судебным чиновником. Сам м-р Кроум поспешил к замку, и его провели в комнату, где лежал умерший. Викарий оставил несколько заметок, найденных среди его бумаг, которые показывают, с каким уважением относился он к сэру Мэтсью и какова была печаль, причиненная его смертью. Чтобы пролить немного света на образ, каким развивались события и на общественные верования той эпохи, я привожу ниже отрывок из его мемуаров:

«Не было никаких следов, свидетельствовавших о том, что в комнату проникали силой, окно оставалось открытым в соответствии с привычками моего бедного друга в это время года. Рядом с ним находилась, как и всегда, серебряная кружка с пивом, и этой ночью он его не допил. Остатки питья были исследованы доктором из Бери, неким м-ром Ходгкинсом, который, как он впоследствии показал

--">