Роджер Малиссон - Последняя жертва

задохнулся от тяжелого сладковатого запаха опиума, охватившего его со всех сторон.

— Сонное онемение причиняет боль моим чувствам, — пробормотал он под нос и хихикнул, словно ребенок.

Он был на грани истерики и психического срыва. Амелия Кроторн раздраженно посмотрела на него и остановилась.

— Возьмите себя в руки, мистер Браерс, — жестко произнесла она. — Вам лучше выпить вот это.

Бокал теплого вина со специями освежил и успокоил его.

Словно в кошмарном сне женщина провела его через слабо освещенную комнату с распластавшимися на восточных подушках людьми, которые, неподвижно взирая перед собой осоловелыми глазами, курили свою отраву, погруженные в фантастические видения и плененные эфемерными кольцами, дыма внутри собственных мозгов.

Шригли узнал одного из наркоманов, удачливого молодого поэта, блиставшего в лондонском свете. Что это был за дом?

Еще несколько ступеней вниз. В конце узкого каменного коридора возвышалась огромная деревянная дверь. К ней был прибит крест, но распятый Христос помещался вверх ногами. Амелия Кроторн повернулась к нему.

— Мы пришли.

Она открыла дверь на себя, и они вошли в подвал, напоминающий пещеру. Фигуры в масках, в белых одеяниях с капюшонами стояли на коленях перед алтарем, у которого священник в черных ризах нараспев читал непристойную пародию на мессу. Шригли встал на колени вместе с Амелией Кроторн. У него кружилась голова, и он еле заметил принесение в жертву белого петуха, мерзость, которую его заставили выпить, И кровь, которую ему как участнику священного ритуала пришлось попробовать.

Потом к нему обратился человек в черных ризах. Когда его спросили, желает ли он отдать свою душу в обмен на полнокровную жизнь до скончания века, он сказал «да»; на самом деле единственным желанием в его душе было поскорей унести ноги из этого места.

— Князь тьмы, господин ада, — произнес нараспев священник, — мы просим тебя взять себе просящего и дать ему здоровье, чтобы он мог жить и распространять твое слово в соответствии с твоим заветом. Исцели его, о Сатана!

Шригли раздели до пояса и члены секты окружили его, поочередно прижимая свои холодные руки к его груди и напевая странные заклинания. С ужасом он признал в одной маске известного члена кабинета министров — тот сильно шепелявил, и ошибиться было невозможно. А одна из женщин явно была главой модного салона…

Заиграла дикая музыка — примитивный сексуальный ритм без всякой мелодии, и сборище начало распадаться на пары и тройки. Внезапно рядом с ним оказалась Амелия Кроторн, с насмешкою смотревшая своими узкими темными глазами.

— Поиграйте с тем, что мир именует «грехом», мистер Браерс, — сказала она.

— Шригли, дорогой мой, с тобой все в порядке? — Этими словами на следующее утро он был разбужен у себя в студии своей матерью, склонившейся в беспокойстве над его кроватью.

— Мне приснился кошмарный сон, — слабо произнес он, протирая глаза.

— Уже десять часов, дорогой мой, а я тебя никак не добужусь. Я так беспокоилась. Сегодня мы едем к леди Бертран, не забыл? Я специально заехала за тобой с Бейкер-стрит. Конечно, если ты себя плохо чувствуешь…

— О да, мама, я сейчас оденусь.

Однако он уже был одет в то же, что было на нем прошлым вечером. Но ведь ему все это, конечно же, только приснилось?.. Неожиданно он упал на подушки, ошеломленный и несколько напуганный тем, что боль у него в груди прошла, и дыхание стало глубоким и легким.

Когда первоначальные сомнения и ужас притупились и Шригли увидел, что гибельные тучи над его головой рассеялись, он начал ценить свое вновь обретенное здоровье. Как только он насытился, после еды он сделал несколько физических упражнений и осознал, что способен наслаждаться простыми радостями жизни, которые большинство людей принимает как должное. Он даже мог учиться верховой езде, если бы захотел, и охотиться. Но самое главное, — он мог теперь работать без устали по многу часов над своими скульптурами.

Он нанес визит Амелии Кроторн, чтобы поблагодарить ее. Теперь она уже не казалась ему зловещей.

— Это такое благодеяние, — признался он.

— Благодеяние?! — она закричала на него, как мегера. — Не смейте произносить подобные отвратительные слова у меня в доме!

— Простите, — пробормотал он, стараясь выпутаться из неловкого положения, — кажется, это не самое уместное выражение в данных обстоятельствах.

--">