Рональд Четвинд-Хейес - Оборотень

бросился прочь в полном смятении.

Впоследствии он пришел к выводу, что ни один постановщик фильмов ужасов в жизни не видел оборотня, поскольку тварь, скачками приближавшаяся к нему, ничем не напоминала киношных чудовищ.

У оборотня была круглая голова, огромные шерстистые уши, заостренные на концах. Узкая, длинная морда заканчивалась оскаленной пастью и тоже была покрыта густой свалявшейся черной шерстью. Глаза оборотня ужаснули Алана больше всего и заставили пожалеть о том, что он вообще вышел из дома. Они глубоко ввалились и пылали, словно раскаленные угли, источая свирепую ненависть. Телом тварь напоминала калеку-уродца: сгорбленные плечи, длинные руки с острыми когтями, мертвенно-бледная кожа, местами поросшая пучками рыжеватой шерсти. Оборотень был одет в драную рубаху и грязные серые брюки.

Чудовище мчалось вперед, загребая когтями траву, и остановилось в нескольких футах от ошеломленного мальчика. Безобразная голова откинулась назад, челюсти медленно раздвинулись, обнажая острые клыки, и тихое, клокочущее рычание перешло в оглушительный рев.

Алан испустил отчаянный вопль:

— Нет, нет! Я ведь твой друг! Разве ты меня не помнишь?

Рев утих, и чудовище на мгновение застыло: черное, зловещее, оно выглядело так, будто вот-вот прыгнет в последнем смертельном броске. Затем оборотень шагнул вперед, наклонился — и принялся обнюхивать Алана. Алан дрожал от ужаса, пока длинная морда касалась сначала руки, потом груди, а потом замерла возле правого уха.

И тогда оборотень жалобно заскулил.

Такие звуки могла бы издавать собака, которая просит, чтобы ее приласкали, накормили или взяли на прогулку. А еще — несчастная тварь, без всякой вины приговоренная к вечному проклятию и обреченная стать чудовищем. Все страхи Алана испарились, и сердце его исполнилось жалостью. Вот его друг: добрый, мягкий человек с печальными глазами, заключенный, как в клетку, в это отвратительное обличье, и он взывает к пониманию — прощению — сочувствию.

Алан уже собрался было погладить чудовище по вызывающей омерзение голове, как вдруг прозвучал выстрел из винтовки. Единственный. Приглушенный расстоянием звук долетел с дальней гряды холмов. Оборотень дернулся, издал отчаянный вопль, скачками пересек долину и скрылся позади Менстед-Тора.

Когда подбежали Чарли Бринкли и мистер Феррьер, Алан плакал. Отец обнял его за плечи и принялся утешать:

— Славу богу, сынок, ты цел и невредим. Когда я увидел эту тварь рядом с тобой…

— Я попал в него! — вмешался Чарли Бринкли дрожащим от возбуждения голосом. — Прямо промеж лопаток. Долго он не протянет. В жизни не видел такого громадного пса… Вы заметили? Он-таки стоял на задних лапах! Вы ведь подтвердите это всем этим болванам в «Лозе и солоде»? На задних лапах!

— По-моему, — сказал мистер Феррьер, — чем меньше мы станем об этом болтать, тем лучше. Я прямо глазам своим не поверил.

Алан без конца повторял:

— Он не по своей воле стал оборотнем. Он бы ни за что не причинил мне вреда.

Только через два дня Алану разрешили выйти погулять одному, поскольку врач заявил, что мальчик испытал потрясение и необходимо время, чтобы он пришел в себя.

Добравшись до «Высокого кургана», мальчик обнаружил, что все там тихо и мирно: в заросшем саду под ласковым небом вокруг колокольчиков вьется мошкара, а легкий ветерок едва колышет траву. И он понял, что это некогда счастливое место снова обрело безмятежный покой.

Он медленно спустился по каменным ступенькам и обвел лучом фонарика опустевший подвал. На кровати лежал человек, когда-то бывший оборотнем. Он был мертв, но на лице его застыла такая блаженная улыбка, какую Алану прежде видеть не доводилось.

Он накрыл тело одеялом и поднялся по лестнице.

С тех пор он больше туда не ходил.

--">