Гарри Тертлдав - Последний параграф

Моделя более не выражало приветливость, а в голосе появились стальные нотки. — Я, однако, должен вам напомнить, что моё обращение с вами, совершаемое согласно правилам ведения войны, является исключительно актом милосердия с моей стороны, за что мне может воспоследовать выговор из Берлина. Когда Британия сдалась в 1941, всем вооруженным силам империи был отдан приказ сложить оружие. Я полагаю, что вы не рассчитывали, что мы сюда дойдем, но я имею полное право считать вас не более чем вооруженными бандитами.

Щеки Окинлека медленно залила краска:

— Для бандитов мы вас неплохо потрепали.

— Именно так. — Модель был вежлив. Он не упомянул, что предпочел бы в десять раз более нормальных сражений, чем изматывающую возню с партизанами, до сих пор воевавших против немцев и их союзников на территории оккупированной России. — Вы хотите добавить что-нибудь ещё?

— Нет, сэр, более ничего. — Окинлек передал немцу подписанную бумагу и вручил личное оружие. Модель убрал его в кобуру, приготовленную заранее для этого случая. Пистолет не совсем подходил — кобура предназначалась для Вальтера Р38, а не для уродливого смертоносного Уэбли-Скотта. Хотя это, в общем, и не имело значения — церемония подошла к концу.

Окинлек и Модель в последний раз отсалютовали друг другу. Затем британский фельдмаршал отступил назад. Подошедший немецкий лейтенант повел его прочь, фельдмаршал стал теперь обычным военнопленным.

Майор Лаш помахал левой рукой. Юнион-Джек медленно сполз вниз по флагштоку над Воротами Индии. Его место заняла свастика.

Лаш осторожно постучал в дверь, затем заглянул в кабинет фельдмаршала:

— Господин фельдмаршал, пришёл этот индийский политик, с которым у вас встреча.

— Ах, да, конечно. Очень хорошо, Дитер, пригласите его, — Модель уже имел дело с индийскими политиками ещё до того как британцы капитулировали, сейчас же, когда сопротивление закончилось, его кабинет осаждали целые толпы. Он испытывал к ним не большую симпатию, чем к русским политикам, а равно и к немецким. Все они разглагольствовали о праведных целях, и все, как один, прежде всего, преследовали собственную выгоду.

Адъютант впустил маленького хрупкого коричневого человечка. Модель еле сумел скрыть своё удивление: изо всей одежды на индийце присутствовала только обыкновенная белая хлопчатобумажная набедренная повязка. Индус выглядел истощенным; тем более был разителен контраст между ним и викторианской роскошью дворца вице-короля Индии, который нынче занимал Модель, как управляющий новыми территориями Рейха. — Садитесь, Herr Ганди, — сказал Модель.

— Я глубоко вам благодарен, сэр, — усевшись, Ганди казался просто ребёнком, кресло для него было слишком широко и его мягкие набитые подушки практически не прогнулись под худым телом индийца. Но вот глаза у Ганди, подумал Модель, далеко не детские. Они пронзительно смотрели на фельдмаршала из-под простых очков в проволочной оправе, как будто пытаясь привести собеседника в замешательство. — Я прибыл, чтобы узнать, когда немецкие войска начнут покидать нашу страну.

Нахмурившись, Модель наклонился вперед. На мгновение он решил, что не понял фразы — на английском Ганди говорил с сильным акцентом гуджарати. Поняв, что он не ослышался, Модель спросил: — Вы часом не думаете, что мы проделали весь этот путь, приехав сюда как туристы?

— Нисколько не думаю. — В резком голосе Ганди слышалось неодобрение. — Туристы не оставляют за собой столько мертвецов.

Модель почувствовал, что раздражение берет в нем верх: — Естественно, ни один турист не платит такую цену за свое путешествие. Даже не принимая во внимание данный факт, я могу вас заверить, что мы пришли для того, чтобы остаться.

— Мне очень жаль, сэр. Я не могу вам этого позволить.

— Вы не можете? — монокль Моделя опять едва не выпал. Он конечно и раньше слышал от политиков разные самонадеянные заявления, но этот старый чёрт превзошел всех. — Вы, случаем, не забыли, что я могу вызвать своего адъютанта и он вас застрелит не сходя с места на заднем дворе? Могу вас заверить, вы будете далеко не первым.

— Да, я это знаю, — сказал Ганди грустно. — Если вы мне уготовили такую судьбу, что ж, я уже стар. Я не побегу.

Боевые действия научили Моделя относиться к возможному ранению или даже смерти со спокойным безразличием. Он увидел, что старик обладает той же чертой характера, неважно, где он ее приобрел. --">