Андрей Германович Волос - Маскавская Мекка

чему. Без PIN-кода ничего не получишь. И потом: коли умный человек, так тут же в банк. Так и так, мол, арестуйте счета…

Ну когда-нибудь должно повезти? Ему никогда не везло. Однажды в детстве нашел кошелек, да что за находка? Рваный, старушечий: квитанции в лужу, а мелочи едва на мороженое хватило. Вот и все, и больше никогда ничего… Кроме ста баксов, которые турок… вот болван этот турок! Да, да… Года три назад. Богатый турок из Баковки. Собственно, что турок?.. За копейку готов был удавиться. Если б не отчаянное на тот момент положение, Найденов на его условия в жизни бы не пошел: двухразовая кормежка и пятнадцать рублей в день. Что такое пятнадцать рублей?! — булка стоит пять. То есть либо на биржу с отказом идти — а это четыре месяца штрафа! — либо, значит, с нашим удовольствием: две кормежки и пятнашка. Копать ямы под новую изгородь, месить бетон, таскать столбы и громоздить шпалеры: по ним безумный малоазиец собирался пустить виноградную лозу. На второй день, спрыгивая с лестницы, на нижние перекладины которой его напарник, суетливый костромской мусульманин, нагромоздил жердей, Найденов зацепился полой за гвоздь и одним мощным рывком привел куртку в состояние, более всего напоминающее веселое трепетание вымпелов над входом в цирк-шапито.

Он еще стоял, снова и снова прикладывая друг к другу лоскуты, будто надеясь, что они возьмут сейчас — и срастутся как было, когда услышал от дома низкий женский голос:

— Э-э-э, урус, урус! Яман твоя башка, яман! Смотри, как порвал, а! Чесслово, шамашечий! Ладно, иди сюда!

Улыбаясь, Максуда-ханум стояла на крыльце. Золотые цепи сияли на ее полной груди, легкая седина поблескивала в солнечных лучах.

— Звали? — хмуро спросил Найденов, подходя.

— Как теперь работать будешь? — поинтересовалась она с усмешкой. — Эх, навязались на мою голову. Иди за мной.

Максуда провела его через несколько комнат, обставленных богато, но однообразно — ковер на полу, в углу высокая кипа сложенных одеял, в другом углу низкий столик, на столике небольшой поднос с чайными причиндалами, — и остановилась перед дверью подсобки. Побренчав ключами, она отперла и щелкнула выключателем. Подсобка оказалась на удивление просторной. Напротив большого зеркала на нескольких перекладинах висела одежда. Справа стояли обувные ящики; свернутые ковры частью торчали у стены трубами, частью просто валялись на полу. Пахло сладковато: розовым маслом.

— Подожди-подожи, — с одышкой бормотала Максуда-ханум, привставая на цыпочки и перебирая плечики. — А это? Так, подожди… это новое… а это?.. нет, еще поносит… а это?.. а вот это?.. Ну-ка!

Пыхтя, она сняла с вешалки какую-то куртку и протянула ему.

Найденов сбросил свою рвань.

— В самый раз! — восхитилась Максуда-ханум.

Турок был значительно короче и шире, однако спорить не приходилось.

— Нормально, — он пожал плечами, глядя в зеркало. — Спасибо.

— Из спасиба шубы не сошье-е-ешь! — пропела вдруг она.

— Что! что! — всполошился было Найденов.

Но было поздно: госпожа уже повисла на нем, жарко дыша и лопоча что-то по-турецки, и в следующую секунду они мягко рухнули на сваленные в углу паласы…

Разумеется, все это ни в коей мере нельзя было назвать везением. Везение заключалось совсем в другом: полчаса спустя, когда Найденов смог, наконец, спокойно разглядеть обнову, в ней обнаружился потайной карман, а в кармане — аккуратно сложенная стодолларовая купюра. Должно быть, турок сунул когда-то, да и забыл. Стоп, а может, это сама Максуда ему… а? Да не может быть!.. Забыть, и дело с концом… давно разменяна та бумажка.

Сейчас бы найти такую!

Обрывки целлофана, две пивные пробки… осколки стекла…

Смарт-ярлык, что ли?

Он равнодушно шаркнул. Серебристый прямоугольник взлетел, сверкнув позолотой лицевой стороны, несколько раз перевернулся и наискось спланировал на мостовую.

Билет кисмет-лотереи?

Машины летели одна за другой. Вот пронесся широкий, как двуспальная кровать, «мерседес-халиф». Шквал воздуха за ним был такой мощи, что блестящий прямоугольник кувыркнулся следом.

Казалось уж, вовсе не отстанет.

Наконец, Найденов кинулся в трехсекундный промежуток потока. Ногти царапнули теплый асфальт. Уже завыли клаксоны. Метнулся из-под колес к спасительному бордюру.

Провались ты пропадом.

Дешевка. Радужные разводы, металлическая рябь. Точь-в-точь стрекоза в полете. Голографический портрет --">