Андрей Валерьевич Скоробогатов - Курьерская служба 4. Ассистент

— Может, покончим с этим? У нас есть сила. Мы можем сделать вас свободными.

Ляо хрипло захохотал.

— Вы? Сила? Свободными? Думаете, мы одни? У меня на палубе двое с винтовками. Они просто ленятся делать грязную работу. Как только вы выйдете на палубу — они прикончат и меня, и вас.

— Может, вы уже скажите, куда вы нас везёте?

— Утопия, — мрачно ответил китаец. — Республика Утопия. Всё. Ты слишком медленно ешь. Пора ложиться обратно.

Я понял — или сейчас, или никогда. Разглядев конец верёвки, я напрягся, выставил руку вперёд, вроде как потягиваясь, и представил, что дёргаю за конец цепочки.

— А-ааа! — заорал я в следующий миг.

Руку, шею и голову пронзила дикая боль — примерно такое бывает при сильном защемлении нерва или травмах позвоночника, которые у меня случались в прошлых жизнях. Я замотал головой, едва не опрокинув недоеденную рыбу, мышцы свело спазмом, и я еле сдержал драгоценную пищу в желудке.

— Что с тобой? У нас врача нет, — неожиданно спокойно спросил Ляо. — Вздумаешь заболеть — дешевле выбросить за борт.

Признаться, я сам не понял, что произошло. Это явно была защита цепочки на взаимодействие с ней. Чтобы скрыть случившееся, я прошипел по-русски.

— Острое… рыба…

И схватился за горло, а затем сымитировал кашель. Китаец обернулся к курящему в дверях сыну, сказал на родном языке:

— Ты что такое наготовил? Парня чуть не скрутило. Товар испортишь, и тогда…

Он сам осёкся, видимо, вспомнив, что я его понимаю.

Товар. Мы — рабы, живой товар. Не заложники, не ценные пленные, а рабы, или, того хуже — доноры органов. Я решил пока не говорить об этом Самире, зато вспомнил о ней.

— Ляо, будь другом, не надевай на неё мешок после еды.

— Ладно, — хмыкнул Ляо, сунул мне фляжку воды и поднял Самиру.

Некоторое время она продышалась, разглядела кабинет, размяла освобождённую руку.

— Merci, — сказала она и продолжила на французском, обернувшись ко мне. — Je ferai le portrait d’une Française pour que ce soit plus facile à dire (Я решила изобразить француженку, чтобы нас не поняли). Avez-vous pu trouver quelque chose (Удалось что-то выведать)?

— Peu. Ils sont emmenés en Utopie. Ce n’est qu’un artiste, je l’ai persuadé d’organiser une émeute, mais il a très peur des propriétaires. J’ai également demandé de vous laisser sans sac. (Немного. Везут в Утопию. Он всего лишь исполнитель, я уговаривал устроить бунт, но он очень боится хозяев. Ещё я попросил оставить тебя без мешка.)

— Merci! On peut parler! (Спасибо, мы сможем говорить!)

— Вы же вроде бы русские, почему она разговаривает по-французски? — нахмурился Ляо. — Скрываете что-то? Учтите, будете секретничать — перестану кормить!

— А долго ещё плыть, дедушка Ляо? — осведомился я.

— К завтрашнему обеду причалим, — нехотя ответил он. — Руку давай!

Решил не сопротивляться, да и руки на этот раз связали неплотно. То ли потому, что поняли, что я не собираюсь нападать, то ли потому, что цепочка действовала и так. Только погас свет и захлопнулась дверь, Самира зашептала.

— Эльдарчик, спасибо тебе большое, спасибо, я не знаю, что бы делала без тебя…

— Перестань. Всё нормально.

— Что, что ещё он сказал?

Я коротко пересказал всё, что удалось выведать, а заодно про свою попытку развязать цепочку.

— Значит, кричать бесполезно?

— Ага, — кивнул я. — Цепочка всё блокирует.

— Спасибо! Спасибо, что хоть попытался. Обнять бы тебя…

— Да, это было бы полезно. Снимает стресс. Слушай, где ты так хорошо научилась азбуке Морзе?

— Какой азбуке?… А, ты про код Герке! Это в обязательной программе было в одной из школ… не помню, где тогда был папенька, наверное, ещё в Абиссинской Федерации. Ты знаешь… — начала она и вдруг замолкла. — Помнишь, ты…

— Что?

— Да нет, ничего.

— Умеешь же наводить интригу. Чего?

— Потом расскажу. Давай попробуем уснуть?

Больше говорить нам всё равно не дали — вскоре спустился сын капитана с ружьём, скинул портки и завалился спать на третьем матрасе, в метрах трёх от нас, пробормотав:

— Wǎn’ān, — что означало «спокойной ночи».

Вырубился я на удивление быстро — возможно, это было остаточное влияние транквилизатора. Утром после кормёжки, питья и иных процедур Ляо сообщил.

— Всё. Через час причаливаем. Надеваю мешки.

Снова противный, раздражающий привкус ткани во рту. Самира успела сказать: