Евгений Васильевич Шалашов - Кровавый снег декабря

худой конец, русский. А я, как знаете, мой любезный друг, паст инфектум не отличу от паст префтимьют (или как там?). Тьфу! Вот и приходится теперь, как последнему дураку, при получении писем моей будущей невесты тащиться к знакомому из Департамента иностранных дел. То же самое и с ответом… А ещё, представьте себе, Поль. Этому старому фатеру (или фазеру?) взбрело в голову помочь деньгами Siry Waltery Scotty. Говорят, сей аглицкий литератор недавно был признан банкротом. Хотя наши умники считают, что сэр Уолтер (или Вальтер) Скотт вовсе не англичанин, а шотландец. Да и вообще, уместно ли было аглицкому сэру и баронету заниматься гешефтами?

Ладно, брат. Отпишите лучше — как на новом месте? Как там Ваш Вятский пехотный по сравнению с нами, егерями? Как начальник — полковник Пестель? Знаю о нём только то, что его батюшка был сибирским генерал-губернатором и попал под следствие, а сам полковник во время войны 1812 года был многократно ранен и отличился на полях сражений. Ваш друг, поручик егерского полка Николай Клеопин.

Р. S. Вспомнил один недавний анекдотец. Не знаю — слыхали ли Вы его. Одна княгиня — божий одуванчик, — беспрестанно повторяла: “Вальтер-то он, конечно, Вальтер. Но зачем же его ещё и скотом звать?”»

Из письма поручика лейб-гвардии егерского полка Николая Клеопина невесте:

«20 августа осьмсот двадцать пятого года. Писано в казармах.

Здравствуйте, уважаемая Элен Харитоновна! Простите меня великодушно, но заняться аглицким языком совершенно не было ни времени, ни возможности. Из-за вакаций в полку мне пришлось исправлять не только адъютантскую должность, но и стать исполняющим обязанности командира роты, так как прежний командир штабс-капитан Мезенцев нежданно-негаданно подал прошение об отпуске по семейным обстоятельствам и отбыл на родину, в имение родственников. Однако нет худа без добра. Его Высокоблагородие уже направил прошение на имя командира гвардейской пехоты генерал-лейтенанта Бистрома о присвоении мне чина штабс-капитана. И хотя подписано оно будет не раньше сентября, но старшинство в чине, как обещано, пойдёт не с момента подписания, а уже сейчас. Обещаю Вам, что в самое ближайшее время займусь Шекспиром.

Искренне преданный Вам поручик Николай Клеопин».

Из дневника Элен Щербатовой:

«20 августа 1825 года.

Сегодня получила письмо от Ника. Он такой смешной. Когда папенька разрешил ему ухаживать за мной и обмениваться письмами, то клятвенно обещал, что выучит язык к Рождеству. Папенька сделал вид, что поверил, хотя на самом-то деле Николенька ему просто понравился. Ещё бы, такой молодой, а уже поручик лейб-гвардии с «крестом» и с перспективами! А аглицкого языка папенька и сам толком не знает. Выписывает уйму книг, разрезает, переплетает и ставит на полку… Но они так и остаются непрочитанными! А вчера я слышала, как маменька сказала папеньке: “Партия хоть и не блестящая, зато надёжная". Папенька ответил, что, мол, не всем же быть Рюриковичами и Гедиминовичами, а хорошо бы откупить у родича, князя Одоевского, часть села Борисоглебского. Мальчик не ферштюк какой-нибудь, а боевой офицер. С Ермоловым два года служил и за Кавказскую войну крест имеет.

Интересно, о каком Борисоглебском он говорил? Уж не о том ли селе, что в Нелазской волости Череповского уезда? Тогда мы будем соседями с матушкой Николеньки».

«22 августа 1825 года.

Сегодня леди Гаррах сделала мне замечание: почему я веду дневник на французском языке, а не на аглицком, или хотя бы на русском? Ага, что бы она совала свой длинный нос в мой дневник! Забавно, но когда папенька первый раз представил мне гувернантку, леди Гаррах показалась мне такой страшной. А потом услышала, как дворня называет её «леди Горохова», и мне стало смешно. А папенька как-то сказал, что леди Гаррах и в самом деле носит фамилию Горохова. Я тогда очень удивилась, а он объяснил, что когда англичане бежали от Кромвеля, то многие поселились в России. Надо спросить у папеньки — а кто такой Кромвель? Какой-нибудь английский король, который был очень злым. Вчера приезжал Николенька. Так хотелось поговорить с ним о чём-нибудь, но не знаю, о чём говорить. Получается как-то глупо — я говорю всё не о том. А о чём говорить, я даже и не знаю».

«27 августа 1825 года. Николенька опять в отъезде. Прислал мне записочку, что не сможет быть в воскресение на службе, потому что отправляют встречать какого-то посланника в Новгород. И что же этот --">