Максим Касмалинский - Времена и время

дома. – Телевизор на батарейках.

– А где здесь антенна, – спрашивали его. – Как он ловит?

– Штука в том, что эта современная модель ничего и не ловит. Все уже записано. И сериалы, и новости, спорт и ток-шоу, юмор, политические дебаты. Все уже в нем записано, – Перейдя на шепот, интендант добавлял. – На десятом канале хоро-ошее по-ор-ноо.

Маленький солдат спросил у интенданта, когда они остались вдвоем, какой резон раздавать телевизоры бесплатно.

– Телевизоры бесплатно, а батарейки очень даже за деньги. Через неделю будет скачок потребительского спроса.

***

Ранним утром Дикки Деншир, как обычно, вылез из окна и полетел к облакам. В руке он держал игрушку в виде робота с оторванной рукой. Он щурился от солнечного света, озирался по небу, искал свою сестру с Уолтом. Сегодня Дикки видел чудный сон, его необходимо пересказать сестре покуда не забыл.

Лейтенант Рокстон контролировал смену караула в центре Барроу- вилледж. Джон Рокстон знал в своей жизни лишь одну мораль – приказ командира. Он допускал возможность отхода от принципов, лишь в одном случае – приказ вышестоящего командира. Поэтому, когда лейтенант увидел в небе фигурку человека он поступил согласно инструкции – снял с предохранителя, прицелился и выстрелил. Попал. Неопознанное тело выстрелом отбросило к линии горизонта, лейтенант продолжил обход города.

Уолтер и Энн появились из леса. Что произошло этой ночью у родника легко читалось по их счастливым лицам.

Они медленно плыли в утреннем небе в направлении города над нетронутым полем. На поле островками сияли колокольчики – дикие цветы синего оттенка. Уолтер нырнул. Загребая руками, он несся к земле, чтобы нарвать для Энни…

Сначала он увидел однорукого робота, висящего над цветочками. А возле робота плавала какая-то лягушка. Наверное, даже жаба, глазастая бородавчатая жаба. Интересно, она смотрит как-то знакомо…

Желчь обожгла горло Уолта. Его свернуло в мучительном спазме. Этот знакомый, знакомый глаз с лепесточком нежной кожицы, из которой торчала плоская косточка.

Истошный крик Энни, она увидела Дика. Его тело лежало на поле и целый рой маленьких красных капель кружился на месте его головы.

***

Люди привыкли к ошейникам. Эйб Милевски сказал, что ошейники были всегда, только мы их не замечали. Он сошелся с миссис Дьюри, которая была совсем плоха после исчезновения Уолтера.

Временами она оживала, надевала наручник, крепящийся к проводу и шла туда, куда этот провод ей позволял. В мэрии она стояла в очереди и покупала продукты, которые ей были не нужны. Таково было указание интенданта: всем в обязательном порядке покупать продукты. Он полностью захватил власть в городе, а поселился в здании мэрии. Обладая монополией на батарейки, еще не то можно себе позволить.

Миссис Дьюри приносила домой пакеты с продуктами, они с Эйбом через силу съедали по чуть-чуть, остальное выбрасывали. Также Эйб выбросил много ненужного хлама из дома миссии Дьюри, который стал теперь их общим. Только стучать на пишущей машинке Милевски уходил к себе. Там, в окружении книг, Милевски размышлял, перебирал тонкую подшивку самодельных газет. Не долго продлилась эта затея. Новая власть категорически запретила газеты, тем более те, которые жители делают сами. А в последнем номере планировалось интервью с профессором Челленджером – крупным ученым не так давно переехавшим в город.

Пару лет назад профессор по приезду стал заметной фигурой, его эксцентричные выходки веселили Барроу-вилледж, становились анекдотами местного значения. Когда Челленджер появлялся в баре Большого Мика, чтобы выпить кружку пива, его сразу окружали все присутствующие, задавая вопросы на разные темы. А он громогласно бросал свои нетривиальные суждения, приобретая все большую популярность.

После наступления невесомости и появления в городе армейского подразделения Челленджер сник. В его бороде, скрывающей уличный ошейник, пробилась седина, а голос стал тихим-тихим. И эта привычка прятать глаза, словно ученый в чем-то виноват.

Да, виноват! И Челленджер знал это. Когда его теорию отравленного пояса публично осмеяли, он замолк, не стал бороться, спрятался в медвежий угол. Общество и власть – всегда враги свободной мысли. Но Джордано Бруно пошел на костер, а Джордж Челленджер забился в нору. А если бы он предупреждал? Кричал о катастрофе во весь голос? Никто бы не поверил, мало ли научных гипотез, порою самых бредовых? --">