Валерий Иванович Елманов - Проклятое золото храмовников

сжалившись, воспроизвел фразу вторично, но изрядно сократив ее за счет специфических терминов. Олелько тут же согласно закивал, расплылся в улыбке и они все вместе подались вниз по неимоверно скрипучей лестнице, где их уже поджидал богато накрытый стол и сидящий за ним любимец кунигаса Гедимина городненский князь Давыд.

— Завтракать стоит хотя бы для того, чтобы не терзаться мыслями о навсегда покинутом нами двадцать первом веке, но с самого утра убедиться в неких ароматных, вкуснющих и экологически чистых преимуществах средневековья, — негромко заметил Сангре, усаживаясь на лавку и хищно оглядывая содержимое здоровенных блюд, выбирая, с чего начать.

И ни он, ни сидящий рядом с ним Улан, даже не подозревали, что отведенная им судьбой передышка от приключений, и без того маленькая, всего в несколько дней, почти на исходе…

Глава 1. Планы меняются

Планы на сегодняшний день у друзей были скромные — можно сказать, крошечные. Всего-то и надо было: посмотреть, где расположен постоялый двор, определенный для завтрашней встречи, да заглянуть, по настоянию Петра, к местному предку будущих банкиров. Да к тому же его меняльная лавка, как подсказал воевода Олелько, находилась в том самом посаде, что и постоялый двор, получалось. Как выразился Сангре: «Одним маршрутом убьем сразу двух зайцев».

Правда Олелько предостерег, что меняла Монька — тот еще гусь.

— Как я понимаю, Монька — это Мойша, в смысле Моисей? — подвел итог Сангре и, получив подтверждение от Олелько, укоризненно протянул: — Ну и что ж вы так на него наехали? Учитывая, что князь Владимир Мономах вытурил их всех из Руси, этот… гм, гм… представитель избранного богом народа скорее всего один из самых последних, а может, вообще единственный. Так сказать, уникум.

— Ничего он не кум, — проворчал Олелько. — Мономах-то, может, их и выгнал, зато Даниил Романович сызнова на своих землях принял.

— О как! — удивился Петр. — Сам князь Галицкий! А чего это он их так возлюбил-то?

— Да он всех возлюбил: и немцев, и ляхов, и даже фрягов на свои земли зазывал. Деваться-то некуда: половину людишек татаровья побили, — и его недобрый взгляд скользнул по Улану, — а остатнюю половину они же в полон забрали, и как ему быть? Тут и черта возлюбишь, не то что… Само собой и леготы всякие сулил, чтоб соблазн был, а жиды, ^[1] про леготы услыхамши, тоже вслед за прочими подались. Ну, а братец князя Даниила, Василько Романович, недолго думая, тако же на Волыни поступил. Вот с тех самых пор они тута и обретаются… Нет, когда Гедимин эти земли под свою длань принял, кой-кто уехал, а вот ныне, убедимшись, что им ничего не грозит, сызнова возвертаются. Хотя с другой стороны взять, господь и жидов манной кормил. Это я к тому, что и от них польза изрядная случается, особливо ежели на торжище к волынянам ехать и надобно деньгу поменять, али вовсе ее нету, а нужна дозарезу. Дерет он, конечно, много, зато завсегда помогает, без отказу. А что реза ^[2] излиха велика, так тут сам мысли: осилишь ее али нет.

— С жидом дружись, а за топор держись, — вновь встрял князь Давыд и, лукаво улыбнувшись в свои длинные пшеничные усы, подсказал друзьям. — А к Бутрыму вам лучше попозжей заглянуть, когда гусляры с дудошниками играть начинают. И ежели девок сладеньких возжаждется — с оным тоже под вечер. А до того я вас могу округ града провезть, — покажу, сколь велико пожгли тут с прошлого лета, да сколь ныне сызнова возвели. А там как знать — глядишь и присоветуете нам с воеводой чего-нито.

Кое-как отбоярившись от князя с его назойливыми предложениями составить компанию, друзья отправились на прогулку, как и хотели, то есть инкогнито. Причину этого изложил Сангре. Мол, с Монькой-Мойшей лучше всего договариваться, будучи одетыми во что-нибудь попроще, — меньше сдерет за свои услуги. Да и сопровождающие такие тоже лишь во вред. А вот перед Изабеллой наоборот, в затрапезной одежонке светиться нельзя и потому они сегодня лишь аккуратно разведают, успела она прикатить в Берестье или нет.

— А при чем тут наш вид? — равнодушно пожал плечами Улан, услышав рассуждения друга. — Мы же не свататься приехали, а торговаться с нею.

— Не скажи, — усмехнулся Сангре. — Когда продавец нарядно одет, у покупателя язык не повернется слишком сильно цену на его товар скидывать. Герцогу можно и сто тысяч заплатить, а мужику и десятку отдать жалко. Так что появимся перед нею завтра в --">